Питер Саржент. Трилогия

22
18
20
22
24
26
28
30

Размышления о Луи всегда поднимали мне настроение… особенно если в этот момент его не было рядом. В таком случае он вызывал у меня беспричинный смех. Но тут к нам подошла леди Эддердейл, сопровождаемая своим эскортом; на зеленом атласе ее платья тихо перемигивались брильянты.

— Мистер Уилбур? Вас мне не представили. Когда вы приехали, мне пришлось отлучиться. Но мне очень хотелось с вами познакомиться.

Уилбур растерянно взял протянутую руку.

— Да, конечно…

— Я — Альма Эддердейл, — ослепительно улыбнулась она, словно солнце сверкнуло на леднике.

Я поспешил ликвидировать возникшую неловкость.

— А меня вам представил мистер Уошберн.

— Да, конечно. Мистер Уилбур, могу я в нескольких словах высказать свое впечатление от «Затмения»?

Уилбур, стараясь выглядеть как можно любезнее, смущенно подтвердил, что будет рад услышать.

— Удивительное сильное мистическое впечатление… Я не говорю о классических вещах, которые смотрела так давно, что первого впечатления давно не помню. Но современный балет… Ах!

Ей не хватило слов. Уилбуру тоже.

— По общему мнению, это лучшая работа мистера Уилбура, — поспешно вмешался я.

— И уж конечно та трагедия во время первого спектакля! Мистер Уилбур, я была там и все видела, — она широко раскрыла глаза, и в них стояли слезы.

— Это было ужасно, — пробормотал Уилбур.

— И нужно же было, чтобы все случилось именно тогда… В тот изумительный момент! Какая кульминация! Ах, мистер Уилбур…

Появление новой шумной компании гостей дало мне шанс исчезнуть. Проскользнув мимо них, я отправился разыскивать Джейн. Но она исчезла… и сенатор тоже. Я поискал глазами Игланову и обнаружил ее на кушетке с пожилым джентльменом, окруженных толпой молодежи. Как отметил мой острый и безжалостный взгляд — одни хиляки. Любого из наших напыщенных приятелей я мог распознать с расстояния в двадцать шагов. А вот человека типа Луи можно было узнать, только когда он подходил вплотную. И после этого следовало поскорее улетучиваться… если он оказывался здоровее вас.

— Дорогой Питер! — Игланова чуть опьянела, но еще не впала в то слезливо-сентиментальное настроение, в каком частенько пребывала, набравшись водки. Это происходило дважды, в год: на русский Новый год и на закрытии каждого нью-йоркского сезона. Ее последнего сезона — как, по рассказам, каждый раз она жаловалась. Прима подала мне руку для поцелуя, и, подогретый выпитым «Поммером», я от всей души ее чмокнул.

— Я так прекрасно себя чувствую с молодежью, — жестом она включила всех их в свою компанию, и молодые люди захихикали. — И не хочу домой.

— Анна, уже поздно, — возле нас неожиданно появился Алеша.

— Тиран! Завтра я исполню только па-де-де, не больше.