Французская мелодия

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вы предусмотрительны.

— Жизнь заставляет.

— Жизнь? — усмешка искривила лицо Гришина. — Что вы можете знать о жизни!?

— До встречи с вами немногое. Теперь, думаю, достаточно, чтобы суметь противопоставить себя такому зубру, как вы. Представляете, какой будет резонанс, когда общественность узнает, что полковник ФСБ решил завладеть секретными документами с целью продажи за рубеж.

Нахмурившись, Гришин, проведя пятернёй по волосам, взъерошил их так, будто хотел заставить мозг заработать в более напряжённом режиме.

— Ну, хорошо. Обещаю, что ни вы, ни ваша матушка, ни госпожа Элизабет впредь не будут подвергаться гонению как с моей стороны, так со стороны тех, кто задействован в истории, связанной с архивом.

— И с фамильными реликвиями тоже, — не замедлил добавить Богданов.

— И с ними тоже.

По тому, как тяжело вздохнул Гришин, можно было понять, что данное им обещание далось не просто с трудом, а с чувством непреодолимо горестным, которому цена — проигранная игра. Отсрочить нанесение ответного удара, это — да, это что называется — сколько угодно. Но чтобы простить? Такого удовольствия полковник не мог позволить ни себе, ни тому, кто даже не подозревал, какую совершил ошибку и какое готовит судьба ему за это наказание.

Что касалось Богданова, то здесь, было все наоборот, понимая, насколько тонко и в то же время жёстко он обошёлся с Гришиным, это считалось верхом безрассудства. Тем не менее Илья торжествовал. Не потому, что противник, уступая позицию за позицией, стал вдруг податлив, а значит, не столь не сокрушим, как раньше, и не по причине, что принял выставленные Богдановым условия. Куда бы он делся?! Причина подъёма настроения состояла в том, что Илья был готов продолжить восхождение к главной вершине. Отслеживая порядок действий, он знал, какой тропой двигаться дальше, что не могло не воодушевлять.

Воспрянув духом, Илья собрался было произнести одну из припасённых фраз, как вдруг полковник задал вопрос, которого Богданов не только не ожидал услышать, но и не предполагал, что противник захочет говорить о том, о чём тот не должен был говорить по определению.

— Судя потому, как развивается разговор, вы, Илья Николаевич, мысли не допускаете о том, что я могу представлять интересы официальной стороны?

— Поначалу допускал, — с трудом подобрав слова, произнёс Богданов. — Мало того, был уверен, что полковник ФСБ не может представлять никакую другую организацию, кроме как ФСБ.

— Что заставило усомниться?

— Видео Соколова, в котором он рассказывает о ваших с ним отношениях, о том, от кого он узнал про замысел Лемье.

— Да, уж. Никогда не думал, что Александр Иванович окажется столь сильный духом. С виду ничего особенного, но, что касается характера, здесь просто кремень.

— Не надо было доводить до крайности. Когда некуда отступать, человек становится похожим на зверя.

— У меня не было выбора. Лемье звонил каждый день, задавая один и тот же вопрос, когда?

— Вы же рады стараться. Зная, что Соколова не одолеть, шли напропалую.

— Старался, потому что так надо было, — выдавил из себя Гришин.