— Так! Подождите!
Неожиданно возникший восторг столь же неожиданно перерос в смятение, заставив Богданова устремить взгляд в сторону наблюдавшей за ним Элизабет — Ольги.
— А как же любовь, постель, секс? Это что, тоже часть вашего общего плана?
— Нет!
Вспыхнувшее румянцем лицо Ленковской предстало перед Ильёй в том виде, который тот привык видеть с момента знакомства.
— Здесь всё по — настоящему. В тот вечер в ресторане я впервые поняла, в какое дерьмо затолкал меня отец. Практически он меня продал. Что касается наших с тобой отношений, то тогда мне было хорошо. Сегодня? Сегодня- больно.
— Теперь понятно, почему предпочла сбежать, не оставив ни письма, ни записки.
— Я приказал Ольге возвратиться в Москву, — подойдя к столу, Гришин опёрся о край. — Как только стало известно, что отношения между вами зашли слишком далеко, появилось опасение, что Ольга, не выдержав влюблённости, может раскрыть секрет замысла. С женщинами такое случается. Провал в обмен на чувства двух любящих сердец. Позвонив Ленковскому, я потребовал, чтобы тот вызвал дочь в Москву. Что тот и сделал.
— Но ведь можно было оставить записку.
— Я оставила у администратора.
— Мне не передали.
Как по команде, Илья и Ольга направили взгляды в сторону Гришина.
— Была записка. Была, — отойдя от стола, хлопнул в ладоши тот. — Человек мой, изъяв конверт, приказал администратору молчать.
— Понятно.
Скрипнув зубами, Илья готов был вцепиться Гришину в глотку.
— Дать бы тебе, полковник, в морду, чтобы в следующий раз знал, как лезть в чужую жизнь. Есть вещи, которые касаются двоих, но никак не чужих глаз и уж точно не твоих грязных рук.
— Нет таких вещей. Влюблённость, признания, страдания — белиберда по сравнению с тем, к чему человек шёл четверть века. Вдумайтесь, двадцать пять лет ожиданий, поисков, встреч, разочарований. О бессонных ночах я и не говорю, потому что тех было не счесть. И ты думаешь, я мог позволить себе вот так за здорово живёшь пустить дело всей жизни псу под хвост? А вот это видел?
Сложенная из трёх пальцев фига закружила перед носом Ильи.
— Нет, уважаемый Илья Николаевич, война есть война. Если учесть, что на кону стоит нечто большее, чем просто деньги, то о лирике не могло быть и речи.
Дождавшись, когда Гришин, успокоившись, примет позу прокурора, Илья обратил взор в сторону Ольги.