Сколько пролежал без сознания, Богданов не знал. Возможно, минуту, возможно, две.
Открыв глаза, первое, что увидел, были носки начищенных до блеска ботинок. Чья — то рука, схватив за волосы, потянула голову вверх.
Уже будучи в полусогнутом состоянии, перед глазами промелькнули лацканы пиджака, голубая в полоску рубашку, тёмно-синий в горошек галстук.
За волосы Богданова держал Гришин.
Инстинкт самосохранения сработал автоматически. Рука соскользнула при первом же движении плеч. Оставалось нанести удар головой в лицо, и можно было считать — половина дела сделано.
Шанс умер вместе с прижатым к затылку дулом пистолета. Ещё через мгновение над ухом прозвучал щелчок предохранителя, предупреждающий — дёрнешься, и ты труп.
Понимая, что предпринимать что-либо бесполезно, Илья, подняв руки вверх, застыл в повиновении.
— Что дальше?
— Дальше будешь делать то, что прикажу я, — спокойно без суеты в голосе, проговорил Гришин.
Представив себя с дыркой во лбу, Богданову ничего не оставалось, как произнести то, чего жаждал услышать полковник.
— Кто против?
— Ты.
— Я? — Илья развёл руки в стороны. — Да вы что? Вглядитесь в мои глаза. Перед вами сама покорность.
— Слушай меня, покорность, — выдохнул Гришин, глянув на стоявшего за спиной Ильи Григория. — Сейчас ты, я и Григорий спустимся в смотровую яму. Ты наберёшь коды замков, после чего вместе с нами войдёшь в хранилище.
— Трое не поместятся.
— Хорошо. Войдём вдвоём, ты и я. Как только архив перекочует из сейфа в гараж, мы тихо, не причинив вреда ни тебе, ни твоим родным, покинем дом, а через некоторое время и Никольское.
— А если не соглашусь?
— Не только согласишься, но и будешь умолять, чтобы мы не передумали.
— С чего бы это?
— С того, что один звонок по телефону покроет твою душу мраком.