Французская мелодия

— Нет. Всё было именно так.

Поднявшись, Ростовцев достал из кармана сигареты, закурил. Какое-то время наблюдал за вырывающейся из пепла струйкой дыма.

— Всегда удивляло, почему в жизни так происходит. Человек умирает, а в это время всё, что его окружало, продолжает жить. Помню в детстве, рассуждая на тему, существует ли жизнь после смерти, до хрипоты спорили по поводу высших материй. Сашка на пальцах пытался объяснить, что смерть физиологическая и духовная есть единое, неподвластное воле человека явление. Так сказать, закон природы. Я же, наоборот, приводил факты, что душа есть душа, а кости и мясо, есть кости и мясо. Тогда мне казалось, что предметы, как и люди, имеют душу, а значит, умирая, человек забирает души близких ему вещей. Сейчас же, глядя на стол, за которым когда-то сидел Николай, начинаю понимать, насколько я ошибался. Умирая, человек оставляет часть души там, где ему было комфортнее всего.

Умер Александр. Мы, ныне живущие, говорим о нём так, словно человек вынужден уехать далеко и, что особо горестно осознавать, навсегда, оставив труды свои и ещё кучу всего, что не позволит нам забыть о нём никогда.

Ушёл из жизни талантливейший журналист, величайшей души человек, Николай Богданов. Вещи, окружающие жизнь человека, продолжают смотреть на нас его глазами.

Со стороны дивана послышался стон, и все, как по команде, повернули головы в сторону Веры Ивановны.

— Извини, Вера! Не подумал», — произнёс Ростовцев. — У самого душа тоской обливается.

Затушив окурок, Алексей Дмитриевич, отодвинув пепельницу, поднял глаза на Илью.

— Я, когда в Россию вернулся, на третий день после вступления в должность затребовал дело, связанное с гибелью Соколова. Афишировать, что отец свёл наши с Сашкой дороги, было не с руки. Могли не понять, как майор НКВД смог нарушить клятву, при этом дослужиться до генерала. Кроме того, вписаться в новую жизнь, когда поменялся не только строй, но и поменялось мышление живущих в стране граждан, оказалось не просто настолько, что были моменты, когда я не знал куда себя деть. Ощущение было такое, словно, прожив большую часть жизни в слепоте, я вдруг прозрел. Если бы не Николай, не знаю, смог бы я начать жить по-новому.

Не ожидая, что Ростовцев начнёт говорить об отце, Илья вдруг почувствовал, как совесть начинает вгрызаться в сознание.

— На тот момент вы были уже знакомы?

— Да. Николай позвонил на пятый день после моего вступления в должность. Пригласил на вашу московскую квартиру, где мы проговорили всю ночь. Разговор начался с того, что мне было передано письмо, на конверте которого значилось слово РАД.

Увидев три буквы, мне вдруг стало невыносимо стыдно за то, что не нашёл возможность поддержать брата, когда тот нуждался в этом больше всего. Да, был далеко от дома. Да, не знал, что Сашке трудно и что жизнь его в опасности. Но я должен был почувствовать, предостеречь, проявить участие, дать совет, наконец. Нет же, отсиделся за стеной обстоятельств, прикрывшись бронёй невозможности вернуться к нормальной человеческой жизни.

— Что означали буквы РАД?

— Ростовцеву Алексею Дмитриевичу. Саша до последнего оставался верен принципам. Чтобы не скомпрометировать меня, ограничился инициалами адресата, зашифровав те в слово РАД.

В письме не было ничего, что касалось наших с Сашкой отношений. Только то, что я должен доверять Николаю, как самому себе. Прочитав, попросил ввести в курс дела.

У отца твоего на тот момент был план, как сохранить архив в тайне, заодно вывести Гришина на чистую воду. Речь шла об организации тайника. Я настаивал на том, чтобы архив был помещён в банк.

Николай слышать не хотел, убеждая, что лично обещал Александру сохранить бумаги, передав те в день двадцатипятилетия Элизабет.

Почему двадцатипятилетия, а не тридцати и не двадцати? Не знаю. Возможно, двадцать пять лет являлись для Александра гранью между созреванием человека в плане ответственности за содеянное. Возможно, что-то другое… Так или иначе, столь оправданный с позиции осторожности подход предоставлял возможность убедиться, способна ли будет Элизабет осознать то, что скрывал в себе архив. Лиза могла быть далёкой от всего, что значилось под грифом «совершенно секретно», а значит, посвящение в суть изобретения Теслы могло осложнить ситуацию до предела, а то и того хуже, вывести из-под контроля.

— Что вы имеете в виду?