В Линкольнвуде гаснет свет

22
18
20
22
24
26
28
30

Если бы я не открыла чертовую экстренную водку, Дэн бы меня не спалил. И я пила бы сейчас эту сангрию.

И у меня осталась бы водка.

И я могла бы заставить Дэна выгнать Марти и Марину.

Но беспокоило Джен не только прошлое. Она продолжала совершать неверный выбор каждый раз, когда открывала рот.

Не нужно было кричать на Дэна насчет Марти и Марины, когда он ее разбудил.

Не нужно было злиться на Макса, когда он отказался идти на ужин к соседям. Почему нельзя было просто разрешить ему остаться дома и есть арахисовое масло из банки? Она все равно в конце концов сдалась и позволила сыну заниматься именно этим. Но могла бы сэкономить им обоим время и нервы, а не ругаться без причины.

И уж точно не нужно было отпускать в адрес Хлои саркастичный комментарий о том, что она сегодня ничего не сделала для поступления в колледж. Даже если бы цивилизация не рушилась на глазах, то все равно это касалось Хлои, а не Джен. Так зачем цепляться к дочери насчет подготовки к экзаменам? А Хлоя еще не стала спорить, а просто пожала плечами и тихо извинилась, отчего Джен почувствовала себя еще более мерзко, хотя и не смогла отбросить подозрения, что дочь вдруг превратилась в пацифиста из-за того, что обкурилась чего-нибудь вместе с каким-нибудь хулиганом.

А самое худшее заключалось в том, что во время споров с членами семьи Джен прекрасно понимала, что она не права. Этих трех человек она любила больше всего на свете, но вела себя с ними как полная дрянь, и ей не хватало достоинства или сочувствия к ним, чтобы остановиться.

Отправляясь к Станковичам, Джен решила весь оставшийся вечер держать свой глупый рот на замке — и тоже об этом пожалела, когда не смогла вмешаться в неприятную ссору между Кэрол Суини и Эдди Станковичем.

За деталями их спора она не уследила. Что-то насчет мэра, полицейской начальницы и какого-то голосования, которое собираются провести завтра. Еще дома Дэн попытался объяснить ей ситуацию, чтобы оправдать свое решение не выгонять Марти и Марину, но Джен слишком злилась на него, чтобы вникать.

В чем бы там ни заключался спор, Эдди вел себя как мудак-женоненавистник. Если бы Джен вступилась за Кэрол, как ей и следовало бы, та не ушла бы домой посреди ужина под руку с судьей Дистефано, который с тех пор не вернулся.

С его уходом количество голосов разума за столом уменьшилось до нуля, что стало особо очевидным, когда мужчины потратили двадцать минут, пытаясь разобраться, какими квалификациями должен обладать рекрут в какой-то организации под названием «Сторожевые Псы». Кажется, это было что-то вроде ополчения, но звучало больше как название спортивной команды. Эдди и Марти в ней состояли, а Дэн, Арджун и даже сын Эдди, Джордан, умоляли разрешить им вступить. Джен было стыдно за всех.

Когда рыбу доели, Хлоя, Джордан и семейство Мукерджи покинули стол и оставили Джен и Дэна наедине со Станковичами и Каллаханами. Разговор перешел на новый круг ада.

Остальные две парочки, похоже, подпитывались тупостью друг друга. Женщины пересказали друг другу свои свежие личные драмы (ужасающий побег Марины из магазина обуви в элитном торговом центре и болезненное изгнание Кайлы из стоматологического кресла с незаконченной чисткой зубов) и выпили попутно два с лишним кувшина коктейля. Теперь Кайла, напившаяся в стельку, чуть ли не преклонялась перед гламурной дурочкой-гостьей.

— Ты ж инфлюенсер, да-а? — с подобострастием спросила она.

— Да, — подтвердила Марина. — Но только по лайф-стайлу. Я не идейный лидер, как Мартин.

— Божечки, жду не дождусь, когда смогу зафолловить тебя на Инсте!

Джен захотелось, чтобы цивилизация действительно рухнула, лишь бы Кайла оказалась без своего приложения.

На другом краю стола «идейный лидер» Мартин сиял от почти эротического удовольствия, слушая, как Эдди с подробными комментариями пытается составить топ пять любимых эпизодов «Города пуль».

— Тот, с мексиканским рестораном! Такой мрачный! — Понизив голос до гипермаскулинного рычания, он процитировал Вика Страйкера: — «Попробуйте кесо — он с остринкой!»