Непреодолимо

Я обнял ее впервые за этот день и поцеловал в лоб. — Спасибо тебе за все. Я не заслуживаю ни тебя, ни твоих ракушек.

Смеясь, она сжала мой торс. — Спасибо, что выслушал мою болтовню о кафе.

— Мне нравилось видеть, как ты взволнована. Я думаю, это отличный план. Если бы ты занималась этим одна было бы больше риска, и ты получишь преимущество в качестве ее опыта и постоянных клиентов.

Она вздохнула. — Я не могу решить, стоит ли мне попросить у отца денег или принять предложение Максимы Рэдли о займе.

— У обоих вариантов есть положительные и отрицательные стороны. Твой отец, вероятно, даст тебе лучший процент — если он вообще заставит тебя вернуть деньги — но брать деньги у членов семьи может быть чревато проблемами. Сейчас твой отец не кажется человеком, который будет упрекать тебя из за этого, но это все равно риск. Поговори с ним.

— Хорошо.

— Я знаю, если бы это был я, — я продолжил, — я бы хотел быть тем, кто поможет моей дочери, если это возможно. И я бы надеялся, что она придет ко мне, если ей нужна будет помощь.

Она поцеловала меня в щеку. — Спасибо. Увидимся завтра.

— Папа?

Мы с Фрэнни отпрыгнули друг от друга быстро, да так что ее копчик ударился об остров, и она поморщилась, потирая его. Милли стояла в столовой и смотрела на нас.

— Я думал, ты в душе, — сказал я, мое сердце колотилось. — Вода течет.

— Я просто включила его и вспомнила, что забыла сказать тебе, что мне нужны двадцать долларов на завтра для показа мод.

— Погоди-ка, мы должны заплатить, чтобы участвовать в этом?

— Это для благотворительности, папа. Все должны платить. Затем она посмотрела на Фрэнни. — Ты придешь на шоу? Это через неделю, в субботу.

— Конечно, приду. Я бы ни за что не пропустила твоего папу в розовой блестящей рубашке.

Я застонал, развернул Милли за плечи и легонько подтолкнул ее к лестнице. — Поднимайся обратно и иди в душ, а то для меня не останется горячей воды.

Когда она ушла, мы с Фрэнни обменялись взглядами широко раскрыв глаза. — Как ты думаешь, она видела? — спросил я.

— Наверно нет — сказала она, но я понял, что она так не думала. — Но нам определенно следует быть осторожнее.

Я смотрел, как она уходит, снова чувствуя боль в груди, и жалел, что не могу попросить ее остаться. Я устал быть осторожным, устал скучать по ней по ночам, устал чувствовать себя виноватым за то, что хочу ее, устал чувствовать, что с ней я был одним человеком, а с детьми — другим. Ни одна из версий меня не была целой.

Я хотел быть и тем, и другим одновременно.