Смерть в темпе «аллегро»

– Я говорю, где Митька? Выпустили? Если нет, тогда вон отсюда! Слышали? Вон!

– Дмитрий Павлович вчера был убит. Ошибки быть не может, – быстро проговорил Уваров. – Вместе с Алексеем Званцевым.

Васильевский вскочил с кресла и метнулся к Уварову: «Убит?» Тот, потупив взор, кивнул. Князь медленно повернулся, прошел обратно несколько шагов и рухнул в кресло.

– Врача! – пискнул тенор. Васильевский властным жестом показал: «Не надо».

– Я всегда знал, что он доиграется. Мудрено ли при его образе жизни? Я сам любил покутить раньше – но меру знал. А он… – его сиятельство прикрыл лицо ладонью, но спустя несколько секунд взял себя в руки. – Я чем смогу буду содействовать вам в поисках. Какие у вас вопросы?

– Что вы знаете о последних часах Дмитрия Павловича? – спросил Филимонов. – Может быть слышали, куда он собирался?

– Уехал в пятницу днем. Разоделся, словно на какой прием собрался: фрак, плащ по последней моде.

– Куда собирался не знаете?

– Не могу сказать, не знаю.

– Возвращался?

– Не знаю, у слуг надо спросить, – ответил он и крикнул «Эй, сюда!». Прибежал камердинер, следом за ним в дверях появилась горничная.

– Митька вчера возвращался домой? – спросил князь. Слуги покачали головами.

– А утром? Вообще возвращался, как ушел? – позволил себе вопрос Филимонов. Снова в ответ качание головами. Васильевский жестом показал, что те могут идти.

– Ссорился с кем-нибудь в последнее время?

– С его-то характером? С половиной Петербурга сегодня поссорится, а завтра вечный мир, шампанское вместе пьют, – покачал головой князь. – Характер такой, не получалось на него долго сердиться.

– Насколько близкими приятелями они были с Алексеем Званцевым?

– Это странно, но довольно близкими. Характеры противоположные, но сдружились. Черт его знает на какой почве. Лешка-то он был тихий, скромный… Не то, что Митька.

– Можем осмотреть его вещи? – подытожил Уваров.

– Смотрите, – махнул рукой отец. – Наверх по лестнице, направо.

Втроем следственная комиссия поднялась в комнату покойного, но каких-то особенных улик не нашла: наполовину пустой ящик шампанского прямо около кровати (той же марки, что и на поляне), фотографические открытки самого непристойного содержания общим количеством более сорока. В довольно большом книжном шкафу лежали и, что странно, не пылились Милль, Менгер, «Сатирикон» Петрония и многое другое.