Смерть в темпе «аллегро»

22
18
20
22
24
26
28
30

К чести покойного надо заметить, что собрание нецензурных сочинений в рукописных сборниках и нескольких томах эмигрантской печати лежали не просто так: на рабочем столе лежала тетрадь, где быстрым угловатым почерком было выведено «Дм. Пав. Васильевский. Опыт изучения русской неподцензурной литературы XVIII–XIX вв.».

Найти хоть что-то полезное для дела в комнате не удалось: ни дневников, ни заметок. Осмотр одежды показал, что покойный Дмитрий Павлович любил дорогие вещи – и только. Визитных карточек, писем также найти не удалось.

Когда сыщики вместе с профессором спустились вниз, его сиятельство встретил их с бокалом коньяка в руке.

– Я уже говорил вам, что помогу. Все, что требуется и что в моих силах – я сделаю… – рявкнул Васильевский-отец и залпом опрокинул всю рюмку. – Но если не найдете виновного, в порошок сотру. И вас, господин статский советник, и вас… – он мельком глянул на мундир Уварова, – господин надворный советник, и вас…

Он на секунду осекся. Филимонов и Уваров были при полном параде, в мундире и с орденами – а тут перед ним стоял какой-то субъект в сером штатском костюме-тройке, с цилиндром и тростью в руке.

– Вы кто такой? – недовольно бросил он.

– Я консультант по этому делу, – отозвался тенор, – профессор Каменев.

– И вас сотру, господин профессор, – заявил Васильевский. – Ищите, вашу ж…

Он повернулся к столу с коньяком, снова налил себе почти полный стакан. Когда следственная группа уже была в дверях, князь выдавил из себя не то крик, не то лай. Последнее, что они слышали – как звучно треснуло толстое богемское стекло коньячного бокала, столкнувшись с массивной дверью, и как оно, политое французским «Курвуазье», разлетелось по ковру тысячами осколков.

Глава 7

Напряженное молчание следовало за всеми троими, пока они не вышли из дверей особняка. Китайский дракон теперь показывал им на прощание язык: следственная группа стояла у дороги и ждала извозчика.

«Мне…» – начал Уваров, но за долю секунду до него первым начал говорить статский советник. Владимир Алексеевич замолчал – и потому, что заговорило начальство, и просто в силу воспитания.

– Вот нам очередной стимул работать быстрее и раскрыть это дело. У Павла Андреевича связи при дворе, – посмотрел на спутников Филимонов и начал медленно, но верно бледнеть. – Такие связи, что мы с тобой, Володь, будем расследовать кражу оленей в тундре. Таким будет наше следующее дело. А тебе, Николай, придется учить пению северные народности.

Тенор еще плотнее завернулся в осеннее пальто, которое он, впрочем, не снимал и летом. Мысль о поездке на Север давала следующую цепочку рассуждений: там холодно, следовательно простуда, следовательно нет голоса – а, значит, лучше повеситься заранее.

– Антон Карлович, это, конечно, безумие… Но в мире много безумия – взять хотя бы наше законодательство по финансовой части… – как обычно начал с китайских церемоний Уваров.

– Володь, давай короче. У тебя есть мысль?

– Есть. Его сиятельство мог убить этих двоих?

От неожиданности у Филимонова вырвалось негромкое «так…» на несвойственной даже ему контроктаве. Чего здесь было больше – ужаса или удивления – никто не знает. Причиной ужаса было то, что если ошибиться с подозреваемым и посадить князя, то расследование кражи оленей окажется не просто новым делом их жизни – такие дела им понадобится еще заслужить.

Что до удивления, то его причина была другой: «как я сам не догадался?» Горячий и неуравновешенный Васильевский элементарно мог повздорить с Дмитрием Павловичем. Как произошло убийство? Элементарно: в шесть утра Васильевский приехал к статскому советнику в поисках Митьки, получил ответ, что в списках задержанных Дмитрий Павлович отсутствует. После этого князь едет домой, там тоже не находит отпрыска и…

– Вот здесь проблема, – прервал свой поток мыслей Филимонов. – Как ему было знать, где искать Дмитрия? Алиби себе делал, думаешь?