Смерть в темпе «аллегро»

22
18
20
22
24
26
28
30

Сыщики молча кивнули, покинули место преступления и направились в полицейский участок. Первоочередной задачей было выяснение личности этого загадочного Павла Августовича, который становился реальным кандидатом в подозреваемые, и допрос Гагаринского. Второй также был весьма подозрительной личностью, однажды уже намеревавшийся порубить на куски наследника князя. А вчера, вскоре после инцидента с саблей, он посетил и самого князя, который тоже внезапно скончался.

Оставался, наконец, еще один кандидат в убийцы – тот самый господин, у которого Алексей Званцев сорвал защиту диссертации и опозорил перед научным сообществом как плагиатора. Им тоже не мешало бы заняться – но время дорого, а потому сыщики начали двигаться по основной линии расследования.

Уже выходя из участка, когда всем сотрудникам были розданы все ценные и чрезвычайные указания начальства, Филимонов с Уваровым столкнулись в дверях с профессором. Тот отчитал все полагающиеся на сегодня лекции и явился с тем, чтобы то ли поделиться какой-то информацией, то ли чтобы, напротив, что-то узнать.

– Коля, мы сейчас не можем, – отрезал Филимонов. – Когда угодно к твоим услугам, но вот сейчас, поверишь ли, спешим. – Он повернулся к Уварову: действуем как договорились – я еду к Гагаринскому и по результатам допроса решаю, что с ним делать. Ты ищешь нашего таинственного Павла Августовича…

– Кого? – возопил тенор. – Зачем он вам? Могу ручаться, что он в этом деле не замешан.

Дуэт полицейских как шел в сторону двери, так и замер. Выходило, что тенор не просто знал Павла Августовича – а такое имя и отчество встречаются нечасто – но и довольно тесно с ним знаком: не за всякого же встречного он будет ручаться.

– Николай Константинович, вы изволите быть с ним знакомы? Кто он такой? – спросил Уваров.

– Ну как же! – это же Пабст!

– Пабст? – уточнил тот. – Простите мне мое невежество, но кто он такой? Тоже певец, как Званцев?

– Нет, зачем же? Петь он, кажется, вообще не умеет.

– То есть его – этого вашего Пабста – на самом деле зовут Павлом Августовичем и он не имеет решительно никакого отношения к пению… – надежда в голосе надворного советника лилась как мелодия упоительного Россини.

– Решительно никакого, уверяю вас, – подтвердил тенор. – Он пианист, может быть самый лучший из пианистов прошлого поколения. Второй Рубинштейн. Представляете себе – в двадцать с небольшим уже защитился как профессор, преподает, массу талантов вырастил…

– Он иностранец?

– Да, немецкого происхождения, из Кенигсберга. Вообще на самом деле его зовут Пауль Август…

– Ему лет двадцать семь, высокий, нос крючком?

– Нет, совсем нет. Пабсту сейчас – дайте вспомнить – чуть за сорок. Он статный мужчина с лицом бульдога, но это ничего не значит – он милейший, добрейший человек.

Сыщики посмотрели друг на друга и в унисон покачали головами: нет, не он. Впрочем, случайная фраза Каменева, брошенная им для описания выдающегося пианиста, имела неожиданные последствия. Уваров зачем-то попросил подождать его буквально несколько секунд. Он вернулся спустя две минуты, необыкновенно довольный собой.

– Антон Карлович, наши указания насчет этого загадочного господина были неполными, – сказал он и повернулся к Каменеву. – Вы как сказали это, так я сразу все понял.

– Простите, а что я такого сказал? – удивился тенор.

– Вы сказали, что этот ваш Павел Августович… как его фамилия? Неважно, впрочем: вы сказали, что этот Павел Августович – профессор музыки. Я и подумал – а вдруг наш плагиатор, разоблаченный Званцевым, и этот господин с неизвестной фамилией – одно и то же лицо?