А если нет? Ничто не мешало ведь этой смерти быть банальной передозировкой дигиталиса – или, хуже того, обычным сбоем в работе сердечной мышцы. Заводить дело? – несомненно, вот только какие результаты это даст? Через пару дней придет отчет врача, в котором, возможно, будет следующая строка: «в желудке, кишечнике и печени покойного обнаружены следы яда наперстянки – дигиталиса». Что это доказывает?
Одно только то, что покойный употребил ее, но в каком качестве – об этом не будет ни слова. Человек он был горячий, взрывного темперамента, все близко к сердцу принимавший: сделалось плохо, взял флакон из горлышка не отмеряя выпил – и все, на свидание к Вергилию.
А может это быть самоубийством? Может, отчего нет? Его сиятельство вполне мог наложить на себя руки из-за смерти Дмитрия Павловича. Сюда же и версию надворного советника: а что если сам князь все это организовал – а теперь не смог жить с грехом? Подозревать можно многое, а вот доказать – это дело другого порядка.
– Что наш консультант? – спросил Филимонов.
– Ничего особенного, Антон Карлович. Ходит куда-то, суетится, странные вопросы задает. Нет, ну надо было посреди допроса учудить – свидетеля спрашивать, что ему, видите ли, из Мейербера больше нравится! Вообще я убеждаюсь чем дальше, тем больше, что он просто ненормальный.
– Ненормальный – это верное слово. Он не душевнобольной, но что-то в голове у него чудное. Пригляди за ним, я его знаю, – ответил статский советник. – То ничего-ничего, а иной раз такое выкинет. Хотя может в его рассуждениях есть что-то здравое – что-то, чего мы…
Внезапно из-за дверей послышались крики, а спустя секунду к ним прибавился грохот мебели. Хор кричащих полицейских нарастал, одинокими стаккато слышались пронзительные возгласы посетителей, но их все равно перекрывал истошный вопль Васильевского. «Солист» продолжал кричать «Посадите меня! Теперь-то посадите?» Сыщики бросились из кабинета и застали на редкость живописную картину.
Разгром в участке был страшный; трудно поверить, что его смог организовать один-единственный человек, не отличавшийся к тому же могучим телосложением. Виктора едва сдерживали трое полицейских, а тот извивался с ловкостью жидкого теста. Дежурный у стойки что-то кричал, держась ладонью за горящее огнем ухо. Два стула улетели в угол и вряд ли поддавались ремонту, от маятниковых часов целыми остались только гири. Невосполнимые потери понесли стоявшие на подоконнике горшки с цветами: три штуки было расколото напрочь, еще один, лежавший на полу, отделался небольшим сколом. Четыре горшка пропали без вести, хотя напрочь разбитые окна позволяли предположить, в каком направлении можно искать их останки. Стол был опрокинут, и на полу синела размазанная ботинками лужа чернил.
Из камеры с чувством глубочайшего удовлетворения от увиденного смотрел за происходящим какой-то тип.
– Что происходит? – оглушил могучим басом Филимонов. Вопрос, конечно, был лишним – можно подумать, что-то непонятно – но эффект произвел нужный. Васильевский перестал трепыхаться, а дежурный подлетел к шефу и, продолжая держаться за ухо, объяснил:
– Ваше высокородие, я им выписываю штраф, как и приказал господин надворный советник. Протягиваю протокол, а они возьми да и спроси: за что у вас в предвариловку сажают? Я сдуру и говорю: за всякое бывает. Вон тот, например, тип, – он показал на довольного арестованного, – за драку. Поспорил с городовым под градусом и драться полез. А он, ваше высокородие, говорит: «простите тогда, зла на меня не держите» – и как треснет по уху! Я ему в ответ дал по физиономии. Он отлетел к столу, перевернул его – и как давай стульями да горшками швыряться!
Филимонов тяжело вздохнул и посмотрел на Уварова: «Давай, командуй…»
– Заприте его в камеру, – приказал тот. – Суток на десять, в одиночную.
– Спасибо, ваше высокоблагородие! – упал перед ним Васильевский. – Большего и не прошу!
Часть третья
Реприза
Глава 12
Тем же утром сразу после инцидента в участке сыщики отправились с осмотром в дом Васильевского. Тенора они с собой брать не стали – и не только потому, что не видели решительно никакого проку от его присутствия. Он в тот самый момент читал лекцию про оперы раннего Мейербера – от «Эммы ди Ресбурго» до «Крестоносца в Египте» – последней в мире оперы, написанной для певца-кастрата. Впрочем, он не стал изменять своей привычке начинать лекцию с остроты и заметил, что позавчерашнее исполнение моцартовского «Реквиема» было мировым событием. Музыка, которая традиционно сопровождает похоронные процессии, тем вечером сама была похоронена.
Сыщиков встретил Иван Аронович, ответивший на безмолвный вопрос: «Умер где-то около полуночи, точнее сказать трудно. Возможно, что передозировка дигиталиса, но об этом только после вскрытия».
На месте смерти они не нашли ничего примечательного – ничего, что свидетельствовало бы о насильственной смерти: никаких ран или любых других повреждений нет. Если это и убийство, то только ядом. Однако нельзя подозревать и то, что Павлу Андреевичу насильственно влили в рот весь флакон с дигиталисом. Во-первых, никаких повреждений губ или зубов не было – а они в таком случае неизбежны.
ebooksa