Уроборос

Без лишних разговоров Рауд лично, в сопровождении наиболее трезвых хольдов, направился со мной к месту происшествия, чтобы засвидетельствовать преступное нападение и подтвердить его факт. А увиденное ему, мягко говоря, не понравилось.

— Этого ко мне! — Луна указал на связанного Илуги. — Если не помер, то устроим допрос. А вот этого раздеть и сложить как-то ровно, а то околеет в такой форме — не закопать потом, не перенести… Гери ещё положите в дом, а то как бы рядком складывать не пришлось. Фроди займись ранами Эгиля! А ты давай, отдохни хольд! До твоего пробуждения этого змеёныша не удавим, отдыхай! — это было сказано уже мне.

Затем врачеватель пошаманил над моими порезами, обнадёжил в том, что от них я не умру и удалился. Рассказать в подробностях о произошедшем я ещё успел на подходах к дому, благо история получилась коротенькой. Поэтому сейчас я остался один на один с храпом в сотню децибел. Впрочем, даже шум взлетающего самолёта не помешал мне крепко заснуть.

— Тот самый Кьётви?! Ну всё, Эгиль, сами норны ведут тебя! Кстати, чего не разбудил-то, опять всю славу себе решил захапать? — с самого утра Фреки решил забить мне голову своими бреднями.

— Да, а ведь Харальд так его и не нашёл. Считай уж лет десять Богатый хорониться на землях Прекрасноволосого и никто про то не знает, — подключился старший.

— Это ж сколько ему лет? Брат, тебе нужно спешить! А то этот хрен скоро к Праотцу отправится, а надо, чтоб к Хель!

Вот же насели… Отмщение Кьётви, это та дорога на которой я стою многие годы. Стою, но не иду. Мне придётся сделать шаг в одну из сторон, хочу я этого или нет. Если не стану мстить, то потеряю уважение всех товарищей, а значит потеряю всё. Если пойду по этому пути, то встречусь с дряхлым стариком, жизнь которого мне предстоит оборвать.

Только две стороны. И чтобы начать новую жизнь, то нужно сделать выбор.

Слишком много новых жизней на моём веку, не так ли? Но пора уже сбросить кандалы обязательств и справится с призраками прошлого. Маховик мести уже запущен, и не мне его останавливать. Отец, Кьётви, я… мы только звенья в его цепочке. Решено!

— Пойду проведать нашего бывшего товарища по команде, — я поднялся из-за стола и двинулся к выходу из дома. Бок нещадно болел, а шеей я старался лишний раз не крутить. Но не сказать, что это так уж сильно мешало передвижению.

— Давай, мы позавтракаем, да тоже присоединимся к вашей дружеской «беседе», — ухмыльнулся Фреки и с жадностью накинулся на горячую кашу.

Если близнецы утро встречали пусть и с жесточайшем похмельем, но в целом без особого ущерба здоровью, то пробуждение Илуги сопровождалось мучительными позывами тошноты и дикой головной болью. Об этом говорили обширная лужа рвотных масс перед его телом и разумеется огромная шишка, которая выпирала даже из под кудрявых волос на затылке. На лицо все признаки сотрясения мозга. Однако это была не главная его проблема.

— Доброе утро! — сопроводив приветствие звонкой пощёчиной я вырвал внука Кьётви из беспамятства. Стараясь не вляпаться в его несостоявшийся ужин я переместился за спину Илуги.

Судя по сменившимся ремням на руках агдирца, первичный допрос уже был проведён. И распухшие сизые кисти говорили о том, что их обладатель навряд ли ещё ими воспользуется. А тем временем узкие щёлочки глаз, окружённые чернильными гематомами, еле как разлепились. Я встал перед ним и его неуверенный взгляд не сразу, но сконцентрировался на мне.

— А… это ты, Синдрисон… — с противным щелчком рот пленника исказила улыбка.

— Ты скажешь мне, где находится Кьётви.

— С чего ты взял, что я скажу? — сплюнул мерзкий комок Илуги.

Никогда прежде я не допрашивал и уж тем более не пытал людей. Не сказать, что это противоречило моей тонкой натуре, хорошим человеком в этом мире я отнюдь не был. А вот достойным представителем викингов вполне.

— Я не стану говорить тебе, что ты останешься жив. Ты, сын собаки, сегодня умрёшь в любом случае. Единственный выбор, который у тебя есть, это с какой болью ты загнёшься, — заезженный оборот? Вполне, но звучит хорошо. Весомо.

— Щенок, ты слишком молод, чтобы говорить со мной. Иди, позови своего папашу! Аха-ха-ха! — его хриплый смех перешёл в кашель.