Золотой лев,

Они прошли мимо киосков, торгующих слоновой костью и гуммиарабиком - веществом, которое ценили за его сладость и клейкие свойства. Там стояли корзины, полные пряностей, и прилавки с мерцающими шелками и коврами из Муската, продавцы которых разворачивали их, показывая Юдифи, как только они проходили мимо, искусное мастерство плетения. Здесь были и рабы - мужчины, женщины, мальчики и девочки, закованные в жалкие цепи и охраняемые головорезами, размахивающими абордажными саблями или дубинками. Сами работорговцы или их квартирмейстеры чаще всего стояли там, расхваливая свой человеческий скот, указывая на сильные мужские руки и плечи, женские груди и умелые руки, а иногда даже на интимные места молодых девушек, что вызывало такое отвращение у Хэла и других, что они намеренно отводили глаза, чтобы не поощрять работорговцев.

Временами улицы становились настолько узкими, что поток людей по ним замедлялся, словно кровь сворачивалась в венах города, и здесь было прохладнее, потому что солнечный свет редко проникал внутрь. Жильцы верхних квартир могли почти дотянуться до домов напротив, а над головой шумно щебетали вороны и скворцы.

В одном из узких мест, где торговец жарил осьминогов, кальмаров и устриц - щедрость этого моря, сдобренная аппетитными специями, - слепой стоял на старом перевернутом ящике, осуждая беззаконие тех, кто повернулся спиной к Иисусу, чтобы последовать за ложным Богом и его пророком Мухаммедом.

‘Ты доживешь до конца своих дней! - крикнул мужчина, и его слепые глаза напомнили Хэлу белесые мясистые плоды личи, которые мальчик пытался продать ему раньше. - Ты будешь брошен в муения и вечную бездну, ибо ты предал того, кто сотворил нас по своему образу и подобию!’

Мимо проходило множество мусульман, но никто из них, казалось, не обращал на слепого никакого внимания, и он тоже не боялся за свою жизнь, несмотря на пренебрежение к вере тех, кто контролировал Занзибар.

‘Он похож на птицу хадеда, - сказал Аболи. - Он так много болтает, что они к нему привыкают. Через некоторое время они его совсем не слышат.’

‘Этот остров необычайен’ - сказал Хэл, окидывая взглядом поток проходящих мимо лиц. Там были черные лица, белые, коричневые и желтые, и все оттенки между ними. Глаза были миндалевидными или выпуклыми, а носы - плоскими, изогнутыми или в форме клюва. Волосы были пушистыми или шелковистыми, черными или золотистыми в этом котле человечества, где кровь европейцев, банту и арабов смешивалась с кровью жителей многих других стран, омываемых западной частью Индийского океана.

- Когда мой отец возглавил посольство в Венецию от имени нашего бывшего императора, отца Иясу, я привыкла к толпам людей из разных стран, которые толпились на площадях или ходили туда-сюда по каналам. Но даже это было совсем не так.- Юдифь сухо и криво усмехнулась. - Но ведь Венеция была Европой, а Занзибар - Африка. Это - жаркий, дикий и более варварский континент.’

Она взяла Хэла за руку и наклонилась ближе. - ‘Может быть, мне следовало взять с собой доспехи, - пошутила она, и Хэл вспомнил, как прекрасно она выглядела в своей начищенной кольчуге под белой туникой, сидя верхом на черном арабском жеребце с золотыми доспехами и гребнем из страусовых перьев. Когда Хэл впервые увидел Юдифь в ее великолепном боевом снаряжении, он принял ее за мужчину. Он знал ее только как генерала Назет и никогда не предполагал, что знаменитый воин и вождь может быть женщиной. Глядя на нее сейчас рядом с собой и зная каждый дюйм ее в высшей степени женского тела, Хэл удивлялся, как он вообще мог так заблуждаться.

- Теье придется держаться поближе ко мне, капитан Кортни, - сказала Джудит, дыша ему в ухо так, что его чресла зашевелились, побуждая его отвезти ее обратно в их квартиру и мягкую постель, ожидающую их.

‘Не бойся, любовь моя, - сказал он, - я клянусь, что буду защищать тебя. Со мной ты в полной безопасности.’

Она скромно улыбнулась и поцеловала его в щеку, хотя ее глаза метались туда-сюда, пока они любовались окружающими пейзажами, и Хэл улыбнулся в ответ, очарованный тем, что видит Занзибар ее глазами, как будто он сам видел его впервые.

Его мысли были прерваны внезапным взрывом насмешек и криков. Прямо перед ними толпа собралась вокруг квартала работорговцев. Работорговец, португалец в ржавых доспехах на спине и груди, изо всех сил пытался ухватиться за веревку, на конце которой черный мальчик боролся и бился, как пойманная на крючок макрель.

Под взрывы хохота работорговец откинулся назад и подтащил мальчика к себе так, что тот растянулся в грязи. Здесь были арабы в тонко вышитых платьях и головных уборах, суровые португальские купцы, капитаны кораблей, агенты, ремесленники, ищущие дешевую рабочую силу, и квартирмейстеры, ищущие рабов с опытом работы в качестве команды на борту торговых судов. Были здесь и торговцы ларьков, которых вся эта суматоха отвлекла от их собственного бизнеса.

Мужчина пнул мальчика туда, где под кожей виднелись ребра, но тот даже не вскрикнул. Вместо этого он ухватился за ногу работорговца, обхватил ее своими тонкими руками и держался изо всех сил. А это было не так уж много, потому что мало кто стал бы торговаться за такого одичалого.

Остальные рабы, три африканца и европеец, съежились неподалеку, боясь гнева своего хозяина и высокого вооруженного охранника, который держался за веревку, связывавшую их всех вместе.

Когда мужские и женские голоса слились в какофонию резких криков и пронзительных визгов, каждый из которых предлагал свой взгляд на происходящее, работорговец выхватил свой пистолет и, схватив его за длинный ствол, начал бить его прикладом. Но у мальчика были другие мысли, и он впился зубами в мягкую плоть голой икры мужчины так, что тот заревел.

- Стой! Оставь его! - Крикнула Юдифь по-арабски, проталкиваясь вперед толпы и отмахиваясь от их рук, когда Хэл и Аболи пытались удержать ее.

‘А тебе какое дело? - потребовал ответа работорговец. Хэл поморщился. Меньше всего им нужно было привлекать к себе такое внимание.

- Отойди, - прорычал он Юдифь, дергая ее за руку. Она стояла твердо.