Золотой лев,

‘Да.’

- Ты обещаешь?’

Аболи посмотрел на Мосси с глубокой серьезностью в глазах и сказал - "Я знаю капитана с тех пор, как он был маленьким ребенком. Он мне как родной сын, и я никогда не позволю ему причинить вред. Так что да, маленький воробей, я обещаю. Я верну вам капитана и госпожу Юдифь.’

***

-«Тебе надо поесть» - сказала девушка, указывая на тарелку с козьим сыром и фруктами, купленными на рынке в Занзибаре, которую она поставила на стол больше часа назад. Юдифь не притронулась к ней, хотя и была измучена голодом, потому что это было похоже на акт капитуляции - принимать пищу, которую давали люди, укравшие ее. Девушка жалобно посмотрела на нее. - Подумай о малышке. Даже если ты не можешь с этим смириться, ты должна поддерживать свои силы.’

Джудит взяла кусочек сыра и надкусила его, а девушка натянуто улыбнулась ей, слегка оглянувшись на дверь хижины, как будто боялась, что кто-то может войти через нее.

Наступили сумерки, и "Пеликан" бросил якорь, а это означало, что скоро появится Канюк, чтобы проверить их - проверить, как там Юдифь.

Когда они взяли ее на борт в Занзибаре, они запихнули Юдифь в запертый, лишенный света трюм в недрах корабля. Они дали ей деревянное ведро для уборной, рваные штаны и грубую холщовую рубаху, принадлежавшую юнге - "умер от малярии, маленький мальчик", - сообщил ей матрос, - а потом оставили ее совсем одну, если не считать случайных поставок еды и воды. Хэл научил ее определять время по звону корабельного колокола. Итак, она знала, что прошло уже два дня и две ночи, и было только начало одиннадцатого утра или четыре колокола утренней вахты, когда в трюм вошел матрос, приказал ей следовать за ним и повел ее в каюту на носу корабля. Там было тесно и сыро, но все же гораздо лучше, чем в трюме, и Юдифь также была там в женском обществе, потому что вскоре после того, как ее поместили, в каюту вместе с ней почти бросили молодую женщину.

‘Я приготовлю тебе еду и вытряхну всю ночную землю’ - пробормотала девушка, дрожа от страха, потому что Канюк был у нее за плечом. - ‘Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вам было удобнее на борту корабля.’

- Спасибо,’ - сказала Юдифь и обратилась к Канюку. - ‘Куда ты меня везешь?’

Одинокий глаз глядел из своей дыры, а улыбающийся фасад с белыми зубами скалился, и Юдифь оглядела мрачную каюту в поисках чего-нибудь, что она могла бы использовать в качестве оружия, просто ради удовольствия наброситься на грязную маску и еще более отвратительное человеческое существо, скрывающееся за ней. Она почти чувствовала исходящий от него запах насилия и, будучи безоружной и уязвимой, поняла, что боится его так, как никогда прежде не боялась ни одного мужчины. Юдифь ненавидела этот страх и презирала себя за то, что испытывала его, но все же не могла удержаться, чтобы не вздрогнуть и не прикрыть руками свое еще не родившееся дитя, как будто боялась, что Канюк возьмет свой нож, вспорет ей живот и вытащит ребенка из утробы.

- Придержи язык, женщина’ - прохрипел он грубым, как старая веревка, голосом. - Радуйся, что я отдал тебе эту девку. На борту полно людей, которые хотели бы заполучить ее, как бы она ни была проста.’ - А потом он ушел, заперев за собой дверь.

Прошло некоторое время, прежде чем девушка снова заговорила. - ‘Мне сказали, что ты ждешь ребенка. Не так давно у меня был собственный ребенок. - При этих словах у нее на глазах выступили слезы, и это было все, что она сказала.

Теперь Юдифь поела и пригласила девушку присоединиться к ней. Начав, она не остановилась, пока тарелка не опустела, хотя и позволила девушке взять свою долю. Ее звали Энн Миссен, и она находилась на борту Ост-Индского судна, направлявшегося в Бомбей, когда топ-мачта заметила "Пеликан", который, казалось, дрейфовал у южной оконечности Мадагаскара, а его грот был разорван в клочья, как будто он прошел сквозь разрывающий парусину шквал. Предполагая, что каравелла - это торговое судно, попавшее в беду, капитан Индейца поставил свой корабль рядом и заверил капитана Бенбери, что он к услугам этого человека и сделает все возможное, чтобы помочь ему, а именно отдаст Бенбери запасной парус в своем трюме. Именно тогда люди высыпали из люков "Пеликана" и ворвались на борт Индийца с пистолетами, сталью и резней. Муж Энн, служащий компании, занимавший престижный пост в Бомбейском офисе, храбро сражался, убив человека из пистолета, прежде чем сам был разрублен на куски на глазах у своей молодой жены.

‘Я и не подозревала, что в нем столько мужества, - сказала Энн, пересказывая эту историю, и Юдифь заподозрила, что она все еще не оправилась от потрясения и не смирилась с тем, что муж ушел от нее навсегда. Юдифь не осмеливалась спросить девушку о ее собственном ребенке, предпочитая надеяться, что он умер до того, как супруги покинули Англию, чтобы начать новую жизнь.

Теперь, когда они откинулись на спинки стульев, чувствуя, что их желудки полны, как будто они только что съели пять блюд, Энн сказала - «Расскажите мне больше о своей жизни».

С тех пор как Канюк в один из своих визитов в каюту презрительно назвал Джудит генералом Назетом, у Энн развился ненасытный аппетит к рассказам о прошлом Юдифь - ее детстве в горах Эфиопии, путешествиях по Европе, а затем и военных кампаниях. - Чего я пока не понимаю, так это как ты стала таким генералом. Я имею в виду, почему все эти мужчины позволили женщине вести себя?’

-

- Возможно, потому, что я не была воспитана как настоящая женщина, - сказала Юдифь. - ‘Я была единственным ребенком своего отца, и поэтому, поскольку у него не было сына, он научил меня всему, чему мог бы научить мальчика. Я научилась ездить верхом и сражаться на мечах и ружьях. Когда я читала сказки на ночь, они были не о принцессах и прекрасных принцах, а о великих военачальниках, таких как Александр, Юлий Цезарь и Ганнибал, величайший из всех африканских полководцев.’

‘До тебя, - сказала Энн, потому что Юдифь стала ее героиней.