Призрачный огонь,

Пункт назначения мог быть только один.

“Я еду в Париж.”

***

Тео никогда бы не поверил, что люди могут так быстро передвигаться по безлюдной дикой местности. Индейцы шли вперед, час за часом, нетвердой походкой, которая, казалось, никогда их не утомляла. Вскоре ноги Тео были покрыты волдырями, а ботинки разодраны в клочья на каменистой земле. Мучительная боль пронзила его тело. Он старался не отставать, а когда это ему не удавалось, индейцы брали палку у него между рук и тащили за собой.

Насколько он мог судить, в тот день они преодолели пятнадцать миль - и еще больше на следующий, через лавровые заросли, которые делали путь трудным даже для индейцев. Ночью они разбивали лагерь без костров, и хотя их пайки делились поровну с пленными, их всегда было недостаточно, чтобы унять боль в животе Тео.

И всегда его мучил отчаянный страх перед тем, что они собираются с ним сделать.

На четвертый день они достигли вершины утеса. Вожак подал знак остановиться. Это был тот самый человек, который столкнулся с мушкетом капрала. Из того, что он подслушал и шепотом разговаривал с Гиббсом, Тео узнал, что его зовут Малсум. Перья в его волосах были боевыми наградами, и их было больше, чем Тео мог сосчитать.

Малсум подошел к краю обрыва и издал долгий пронзительный крик. Прежде чем он затих, он повторил его снова и снова, и это был целый ряд криков, которые эхом отдавались от долины внизу.

- “Каждое "Эй" означает один снятый скальп, - сказал Гиббс Тео.

Ответные крики доносились со дна утеса. В воздух выстрелили из мушкетов. Вернувшиеся воины спустились по тропинке с утеса и вышли на поляну, где стояла их деревня. Навстречу им вышли еще больше индейцев, среди которых было много женщин и детей.

Индейская деревня была окружена грубым частоколом. Внутри низкие деревянные спальные площадки, покрытые соломенными крышами, окружали изогнутый длинный дом, сделанный из саженцев в форме арки, покрытых корой. На шестах сушились шкуры животных, другие висели на каркасах построек.

Тео присмотрелся повнимательнее. Это были не звериные шкуры, свисающие с крыш домов, а человеческие скальпы.

Малсум и его люди оттащили двух пленников на участок утоптанной земли за пределами длинного дома. На медвежьей шкуре, скрестив ноги, сидел старик, завернутый в одеяло. В носу у него торчало перо дикобраза, а на шее висело множество раковин.

- “Это Сахем, - прошептал Гиббс. - “Он - вождь этой деревни.”

Сахем официально заговорил с Малсумом. По большей части это было похоже на ритуал, повторенный по памяти, но Тео чувствовал, что под этим обменом приветствиями происходит скрытая битва.

Сахем с трудом поднялся на ноги. Он внимательно осмотрел Гиббса, затем повернулся к Тео. Его лицо сморщилось, глаза затуманились от старости, но когда он посмотрел в глаза Тео, Тео почувствовал, что он заглядывает глубоко в его душу. Он заговорил - тихими словами, которые не имели никакого значения для Тео. Он догадывался, что ему задают вопрос, что от ответа может зависеть его жизнь, но у него не было слов, чтобы ответить.

Вождь отвернулся. Решение было принято. Гиббса подтащили к деревянному столбу и крепко привязали к нему. Тео подвели к одной из деревянных платформ. Веревки вокруг его рук были привязаны к раме, но он смог сесть. Похитители оставили его и присоединились к толпе, собравшейся вокруг Гиббса. Малсум чистил нож о набедренную повязку. Неподалеку какая-то женщина ухаживала за раскаленным ложем из углей, на котором стоял горшок.

Малсум разрезал одежду Гиббса. Индейцы уставились на его наготу. Размытыми движениями рук он провел ножом вокруг головы Гиббса. – Гиббс завопил. Из его черепа сочилось кольцо крови. Малсум сжал в кулаке прядь волос, скрутил ее и потянул.

С чавкающим звуком отвалился клочок волос и кожи, оставив кровавую тонзуру. Вопли Гиббса были дьявольскими, бесконечно отдаваясь эхом в пустыне.

Малсум сунул свой трофей прямо в лицо Гиббсу, а затем торжествующе поднял его вверх.