— Как отец Иоасаф, конечно. Золото можешь не надевать, но подрясник уж будь добр.
— Нельзя мне ругаться, грех, но какой это отдых выпивать и песни петь в одеянии, да ещё в такую жару?
— Ручку поцелуешь, разрешу снять…
— Вот скотина злопамятная, прости Господи! а если на то пошло, то у меня тоже обида на тебя есть. Помнишь, на втором курсе ты завалился ночью ко мне на съёмную квартиру с двумя подружками и парой бутылок мерзкого, польского «Cinzano»?
— Как такое забудешь. Классно было же…
— Это тебе было классно. а ты забыл, как завалил обеих на мою кровать и устроил там вакханалию, а я вынужден был вертеться в углу на полу, слушая ваши развратные хихиканья? Вот, может, тогда ты подорвал во мне веру в себя, как мужчину…
— Э, я прекрасно всё помню, мы тебе не раз предлагали присоединиться. Ты отнекивался и скромничал. Где тут моя вина? Сам понимаешь, тут дамы выбирают, к кому в постель прыгать, это же приличные студентки были, не шлюхи какие-нибудь.
— Но моральную травму ты мне нанёс, друг называется, мог бы привести их и свалить…
— Ну, ты красава, а ключ от квартиры, где деньги лежат, тебе тоже надо было отдать и свалить? и потом, если этот случай так повлиял на тебя, так, значит, я и явился главным стимулом для твоего обретения Бога. Благодарен должен быть.
— Да, ладно, шучу, конечно, просто вспомнилась жизнь наша студенческая. Ох, куролесили… Но, если серьёзно, покаяться я перед тобой должен. Есть грех на мне. Помнишь, у тебя пропал второй том Михаила Чехова, редкое издание, как раз с описанием его системы работы над образом через психофизику актёра?
И тут Лёша, аккуратно выйдя из-за стола, на полном серьёзе бухнулся на колени, ударил земной поклон и перекрестился.
— Прости меня, Станислав, грешного, каюсь, я украл его. Украл и не признался. Да всякие гадости мелкие за спиной иногда позволял себе говорить. За это тоже прости. Примешь мое покаяние?
— Конечно, приму. Про гадости я знал, конечно, да и сам этим грешил. Ты тоже меня прости.
— Вот и ладненько. Официальная часть закончена. Мы с тобой чисты перед Богом теперь. Поцелуемся?
— Одно у вас, попов, на уме — лобзания. Ладно, но в первый и последний раз.
Утром в воскресенье иеромонах Иоасаф неожиданно появился из своей каюты в полном монашеском одеянии: идеально пошитая по фигуре шёлковая чёрная ряса, клобук, наперсный крест из жёлтого металла. Жидкая бородка была тщательно подстрижена и расчёсана.
— Одевайся прилично, батюшка Станислав, в церковь идём, на службу. Воскресенье — Господний день.
— Где же мы тут церковь-то найдём, Отец Иоасаф, нет на Мальте православного прихода, даже молельного дома нет, раз в месяц приезжает из Палермо наш поп и окормляет немногочисленную паству в какой-то квартире. Некуда нам идти.
— Тёмен ты, сын божий. Тёмен и сер. Для разговора с Господом не важна конфессия или религия, Бог един и Бог в сердце твоём. Вратами к Богу является любое строение, где молятся, будь то синагога, мечеть или молельный дом мормонов. Ищущий Господа может возносить молитву, где угодно. Веди меня в ближайший католический храм на мессу.
— Так католики же сидя молятся, а мы вроде стоять должны?
ebooksa