Он уже подчистил свою порцию и полез за добавкой. И как он может так хорошо видеть в темноте?
– Нормально, – пожала плечами я. – Как всегда.
– Никаких улучшений? – любой другой родитель спросил бы с укором, но в голосе отца слышалось сочувствие.
– Нет. Сказала же, как всегда.
Он уткнулся взглядом в колени и замолк. Он никогда не перечил и не указывал, что делать. Наверное, это неплохо.
Желудок был настолько забит, что я больше не могла смотреть на макароны. Казалось, на тарелке копошатся слизни в остром соусе. Не в силах терпеть, я вытряхнула еду в мусорный пакет и, кратко поблагодарив, направилась к себе, чувствуя грустный взгляд отца, направленный мне в спину. Впору раскаяться за поведение – он любит меня как-никак, а я так с ним обращаюсь, – но вместо этого в груди настойчиво свербела пустота.
Только в комнате я наконец включила люстру – так, что она осветила каждый уголок.
В темноте роятся твари. Одна может перегрызть горло острыми клыками, вторая мягко, доверительно возьмет за запястье и поведет к болоту, третья заманит мерцанием бродячего огонька, а иная пришпилит к дереву, сожжет до самых костей, до пепла, до бездны…
Раньше я не боялась темноты. Не до такой степени. Но теперь при мысли, что она окружит плотным коконом, инстинкт бежать от опасности голосил, как пожарная сирена. Теперь я, взрослая девушка, забиралась в постель только при включенной настольной лампе, укутывалась в одеяло с головой и проваливалась в небытие, к мрачным витиеватым теням. Они походили на дым, полупрозрачные, словно призраки, но живые. Они принимали любые формы и видели все мои страхи, наслаждались моими дикими воплями.
Я хотела забраться в кровать, не раздеваясь. Дыхание Господина Солнце, запретно-сладкое, шевелило волосы на затылке, бледные длинные пальцы Луны, утонченно-музыкальные, сжимали мое сердце, истекающее кровью, а страх загонял в клетку.
Хотелось закрыть глаза и заснуть навеки, как Спящая Красавица. Однако в таком случае я не увидела бы триумф Господина. Я должна оставаться в сознании во что бы то ни стало, чтобы в финале улыбнуться, понимая, что благодаря мне он достиг цели.
Вряд ли он оставит меня в живых после этого. Ну и пусть. Главное, я сыграла роль в его победе. Хоть самая страшная смерть на свете – и это подходящая цена за один взгляд на то, как они с Луной возьмутся за руки, возложив себе на головы лавровые венки.
Я только дотронулась до матраца, когда услышала треск на балконе. Отскочила и заозиралась. Что-то упало у соседей или у отца? Непохоже…
– Арлекин, черт тебя возьми, ты чего так шарахаешься?!
Голос слышался как сквозь вату. Точнее, оконное стекло. И звучал подозрительно знакомо…
Вооружившись увесистым фонарем, я вкрадчиво подошла к окну. Шторы были неплотными, и сквозь них прорисовывался человеческий силуэт. Мужской.
Одним решительным движением я отдернула штору в сторону. На меня, возмущенно насупившись, уставился… Гери.
– Ты что тут делаешь?
– Открой окно, достало горло надрывать! Со звукоизоляцией у вас, что ли?
Закатив глаза, я нажала на ручку, и внутрь проник прохладный балконный воздух. Летом всегда висела сетка от насекомых, но на зиму я ее снимала, поэтому Гери без препятствий пробрался внутрь. Впрочем, бояться не было нужды – уж он-то мне точно вреда не причинит.