Теперь настала моя очередь закатывать глаза. То, что она вбила себе в голову, будто мы с Солейлем встречаемся, крайне выводило из себя. Да я бы скорее добровольно взошла на плаху.
– О, поверь, его все устраивает.
Пусть думает, что хочет. Не буду спорить и распинаться в пустоту.
Мама прижалась губами к моему лбу. Они показались мне холоднее льда, так что я едва не отпрянула.
– Около тридцати семи с хвостиком, – пришла к выводу она. – Поешь и оставайся дома. Отправлю маленького, – она потрепала брата по волосам, – в школу и схожу в аптеку за лекарствами.
Я облегченно выдохнула.
– Ну-у-у, – проревел брат, надув губы, так что веснушки как по мановению волшебной палочки собрались вокруг его носа. – Ийка остается, а мне почему нельзя?
– Не Ийка, а Ия, – поправила мама. – И тебе нельзя, потому что ты здоров, а ей можно, потому что она больна. Почему тебе нужно объяснять такие простые вещи?
– А вдруг у меня глисты! Большие толстые противные глисты!
– Хватит городить чушь за столом! – повысила голос мама. – Я не намерена это терпеть! Ешь быстрее, у тебя сегодня важные уроки, нельзя опаздывать.
Ковыряя корочку, покрывшую кашу, я мельком отметила, что во времена моего детства мама не учила мое расписание. Пожалуй, братишке не грех и посочувствовать.
Насупившись, он затолкнул в рот ложку. Похоже, тоже сообразил: с мамой спорить бесполезно.
Каша за считаные мгновения перекочевала в желудок, совершенно не насытив, зато избавив от сосуще-хлюпающего голода. Рассиживаться на кухне мне не хотелось, поэтому, поправив плед, сползающий с плеч, я поставила тарелку в мойку:
– Я к себе. Позови, когда лекарства купишь, хорошо?
– Договорились. Отдохни.
– Подремлю немного.
Скрывшись за родной дверью, я тут же вернула на лицо сосредоточенное выражение вместо болезненного. Просто плюхнуться на кровать и отдаться вьюге сновидений было непозволительной роскошью и наглостью по отношению к надписи и тому, кто ее оставил. Еле слышимый шепот букв на обоях окутал, принялся вновь умолять разгадать их тайну. Запах крови и обоев защекотал ноздри, в сознании отпечатались малейшие царапины на буквах и осадки крови на их краях.
Выводы напрашивались незамысловатые. «БЕРЕГИСЬ ЛИСА». Ясно и понятно. От какого-то лиса исходит опасность, и я должна это учитывать при своих действиях. Вполне вероятно, опасность эта смертельная, иначе меня бы не предупреждали таким экстремальным способом. Само собой, первая мысль при прочтении надписи – школа. Разделение на лисов и волков в высшей степени странное. За этим что-нибудь скрывается?
Изенгрин – волчий староста. Ответственный за всех волков. Он – Волк.
На надписи – «лис» в единственном числе. Значит, это должен быть староста всех лисов. Но я о нем никогда не слышала, а ведь он должен был уже объявиться – я новенькая, меня пытаются перетянуть на ту или иную сторону, его участие необходимо, чтобы убедить меня склониться к лисам. Но его нет. А есть ли он вообще?
ebooksa