Лисы и Волки

22
18
20
22
24
26
28
30

Дыхание сбилось, легкие судорожно сжимались – наверное, так себя чувствовали средневековые преступники, когда им закидывали назад голову и через рог, чтобы не могли уклониться, лили в рот воду или расплавленный свинец. Горло першило, его опалял огонь и жгла горечь. Но панику вызывало нечто бурлящее в нем. Я не сразу поняла, что это кровь; только когда схватилась за шею и осознала, что она покрыта чем-то вязким, горячим, склизким.

Простын, подушка, пижама, лицо, руки – все залила кровь, словно я окунулась в ванную, ей наполненную, как графиня Батори. Свежая, она оставляла на губах солоноватый привкус мертвой плоти.

Позвать на помощь – тихий хрип.

Встать с кровати – полное бессилие.

Ощущение греховной грязи, наказания, вины и трепета перед чем-то неминуемым, сулящим беды. Ночь. Я одна. Вокруг шепчущая тьма, в которой скрываются хохочущие тени.

Пальцы ощупывают каждый миллиметр кожи, словно не веря в реальность происходящего. Я давлюсь кровью, она забивает дыхательные пути, льется изо рта и носа неудержимым потоком.

В детстве по невыясненным причинам я страдала постоянными кровотечениями – сильными и слабыми, длительными и кратковременными. В пять лет я серьезно боялась, что умру, не сумев остановить их привычными методами – ватными валиками, смоченными в холодной воде, и полотенцем, приложенным к переносице. Мама утешала: «Что ты, люди от такого не умирают». Я верила, даже когда дольше часа сидела на бортике ванны, меняя один валик за другим. Но всегда закрадывались сомнения: вдруг моя смерть будет настолько ничтожной? Этого я и достойна, не так ли?

Неужели конец пришел так неожиданно?

Красные пятна расползались. Тени продолжали заливаться, словно гиены, и я почти чувствовала прикосновения когтистых лап. Они словно хотели утянуть меня куда-то. Роились в комнате, подлетали к потолку, ползали по стенам, выли из-под кровати, ютились в углах и прыгали среди одеял.

Слезы бежали по щекам и солью разбавляли соль. Кровь еще текла; взгляд перескакивал с предмета на предмет в поисках хоть какого-нибудь средства защиты. И тут я заметила: тени не приближались к мерцающей надписи.

Сердце гулко стукнуло: спасение!

С трудом оторвав слабеющее тело от постели, я по полу, отгоняя монстров, поползла в противоположный конец помещения. Они выли, цеплялись за одежду, визжа, как бесы и русалки в народных преданиях. Но едва я коснулась одной из холодных шершавых букв, все стихло.

Не стало дикого шума, рассеялась густая тьма за спиной. Судорожно хватаясь за обои, чтобы не упасть, я поднялась на ноги. Нащупав ручку, ворвалась в ванную, поспешно ударив по выключателю и рывком захлопнув за собой дверь. Свет показался благословением. Прорвал ткань ночного кошмара, почти вернул в сознание и окутал сладким ощущением безопасности.

Горло вновь сжал спазм, и я, предчувствуя новый приступ, повисла на раковине, наклонившись к самому ее дну. Все внутри скрутилось, и меня вырвало ярко-алой кровью. Та расплескалась по белоснежной поверхности, создав странные жуткие узоры. Линии переплетались между собой, капли разбухали, как смертельные опухоли…

Перед глазами задвоилось. Я зажмурилась, чтобы переждать тошноту, но та не проходила.

– Давай, Хель, посмотри на меня. Неужели тебя действительно так легко лишить равновесия?

Голос прозвучал неожиданно; и без того напряженные нервы едва не оборвались. Говорила девушка, мне определенно незнакомая.

– Ну-ну, Хель. В зеркале.

Я заглянула в блестящую гладь. В ней отражалась я: бледная, со вздувшимися венами, в крови. Словно только что вернулась из пыточной. Хотя, по сути, так и было.

Зеркало завибрировало. Спираль в центре разрасталась, щупальцами обвивала каждый отраженный в нем предмет. Они стискивали по очереди вешалку, корзину для белья, унитаз и сушку, и те рассыпались в пыль. Мое собственное лицо перекосилось, будто кто-то приложил к нему ладонь и свернул, как податливую ткань.