Високосный год

— Почему вы меня всё время льготником называете? — подняв брови, спросил Алексей.

— Чтобы тебе всё время скидка была! Как льготнику! Но как станешь знаменитым, тут уж не обессудь! Драть буду с три шкуры!

— Вы думаете, я ещё успею что-то исправить? Ведь мне уже больше тридцати…

— Вот что я тебе скажу, друг мой. Не так важно, сколько ты прожил, важно, сколько ещё впереди, — он приподнял повыше свои очки и внимательно посмотрел на Алексея. — А вообще, я вижу, с тобой что-то произошло. Даже твой взгляд. Удивительно. Я знаю, что это за взгляд. Я встречал такое в своей жизни. Ещё вчерашний ветреный мальчишка, легкомысленно и бездумно несущийся в часах, днях, месяцах своей бесцельной жизни, вдруг замирал. На его долю выпадало страдание, душевная боль или ещё какое испытание. И тогда он оказывался на перепутье. Либо утонуть в этих терзаниях, потерях, либо принять, что прежняя жизнь уже невозможна, а значит, и он, если хочет жить дальше, прежним быть уже не может. И вот тогда и возникает тот самый понимающий, принимающий, осмысленный взгляд, — он с отеческой улыбкой смотрел на Алексея.

— Да, Андрей Максимыч, ты абсолютно прав, — Алёша искренне поблагодарил его.

Что ж, дело сделано, песня внезапно умершего от инфаркта Георгия Макарова была записана и готова к явлению в мир.

За сим приятели попрощались, и за Алёшей захлопнулась дверь.

Глава 27. Смотритель

Выйдя на ночную улицу, Алексей неспешным шагом направился в сторону метро. Дом, в котором находилась студия, был достаточно длинным и имел свой уютный широкий двор. Здание было старой постройки с огромными окнами и грандиозными каменными фасадами, внушающими некий трепет и даже уважение к истории великого города. Гончарная набережная, расположившаяся справа за соседним зданием, была безлюдна и тиха. Столичные машины прекратили свой дневной марафон, а Москва-река, до краёв заполнившая собой канал, вела себя по-ночному тихо. Свежий весенний воздух наполнял лёгкие новой жизнью, и Алексей, не дойдя до дороги, остановился, чтобы напитаться воцарившимся здесь умиротворением. Освещение во дворе было бедным (чего не скажешь о собственниках жилплощади в этих местах), и в окнах практически уже нигде не горел свет. Но что могут значить электрические уличные фонари в сравнении со звёздами, рассыпавшимися по чёрному и бесконечному небу? Ведь только глядя в эту космическую бездну, можно хотя бы на мгновение услышать зов вечности и остановить свой суетливый человеческий бег. В конце концов, и тысячу, и две тысячи лет назад люди вглядывались в эти же звёзды и испытывали необъяснимое чувство покоя и причастности к чему-то непостижимому и необъятному, но дарующему надежду на прощение и искупление всех человеческих глупостей, ошибок и пороков.

— Сынок, помоги бабушке, — скрипучий женский голос резко вернул Алексея с небес на Землю. Перед ним стояла пожилая сгорбленная женщина с грязной растянутой сумкой.

— Спина болит — мочи нету. А я вот тут рядышком живу. Проводи бабулю, сделай доброе дело.

Её голова была повязана чёрным платком, а сама она была в старом сером плаще, который обтянул горб на спине. Левой рукой она опиралась на клюку. Из-под платка, который закрывал почти всё её лицо, торчал только худой морщинистый подборок. Непонятное тревожное ощущение притаилось в груди Алексея, и по телу неожиданно пробежали мурашки. Он ещё раз посмотрел на внезапно возникшую бабку и подумал: «Бабка, как бабка. Может, мне уже мерещится всё подряд?».

— Так я и говорю — чего только людям не мерещится, — словно прочтя его мысли, выдала она.

— Простите, что вы сказали? — мурашки снова пробежали по его телу.

— Сынок, плохо слышу я. Видишь, совсем старая. Ты проводи меня да ступай себе, куда шёл.

Ему стало как-то неудобно отказать. В конце концов, отчего ж не помочь бабуле? Неужели он не может совершить простого доброго дела? Однако что-то его останавливало. В общем, так и не разобравшись в своём предчувствии, он взял в руки сумку.

— Ого! У вас там что — кирпичи? — даже для него сумка оказалась тяжёлой, было непонятно, как бабка её тащила сама.

— Пошли, милок, пошли, — проигнорировав его вопрос, ответила странная бабка.

Они зашли за угол дома, обошли его с торца и оказались в соседнем дворике.

— А вы что, здесь живёте? — он недоверчиво посмотрел на спутницу и на подъезд, у которого они остановились, — здесь тоже располагались очень дорогие квартиры.