Только Валентина Федоровна пришла туда, чтобы накормить и уложить ребенка, следом явились соседки. Сели на корточках вдоль стены и, дымя трубками, молчаливо смотрели на учительницу. Им было в диковину, как она, обвязав чистым платочком шею и грудь Галочке, поит ее с блюдечка чаем, дает откусывать хлеб с маслом и каждый раз вытирает ей губки белоснежной марлей.
Сперва Валентина Федоровна не обращала внимания на то, что женщины курят, а когда комната наполнилась дымом, попросила их погасить и спрятать трубки.
— Ребенку нехорошо от дыма, — сказала она, — ему нужен свежий воздух.
Женщины удивленно переглянулись.
— Ну пожалуйста, прошу вас, — как можно ласковее опять попросила она.
— Ладно, раз говоришь, не будем, — сказала полная женщина лет тридцати, в коротком синем халате. Густые черные волосы были у нее зачесаны назад и перехвачены чуть повыше лба металлической дужкой. В ушах болтались длинные серьги — серебряные монеты на латунной цепочке. Придавив пальцем пепел в трубке, она спрятала ее в рукаве халата.
Ее примеру последовали и другие.
Накормив девочку, Валентина Федоровна уложила ее в углу на топчан, который застелила чистой простынкой. Потом задернула ситцевый полог, отделяющий угол комнаты, и вернулась к столу.
— Может быть, гостьи чаю хотят? — спросила она и посмотрела на жену Тихона, которая уже начала убирать со стола.
— Поздно, однако, — без всякого смущения ответила та, — завтра придут чай пить.
— Что ж, пусть завтра. — И обратилась к полной женщине: — Придете завтра?
— Наверно, — как-то неопределенно ответила орочка и добавила: — Мы часто ходим сюда. — И показала рукой на окно: — Тут близко живем.
— Соседи?
Та кивнула головой.
— А как зовут вас?
— Евдокия Акунка буду.
— А вас как зовут? — спросила учительница старую женщину с широким скуластым лицом, которая сидела на полу, подперев кулаком подбородок, и с каким-то удивлением смотрела на Валентину Федоровну.
— Ефросинья Ауканка буду! — Она по привычке стала набивать табаком трубку, но не торопилась закурить. — Завтра девочке твоей унтики сошью, хочешь, нет?
— Верно, сшей унтики, — подхватила Евдокия, — а то девочке холодно будет по улице бегать.
— Спасибо, — поблагодарила Валентина Федоровна. — Сшейте моей Галочке унтики, я заплачу вам.