Зинзай Пеонка остановил упряжку, и Мунов повел меня просекой к строящемуся поселку.
— Вот тут, гляди, улица будет, — сказал Иван Константинович. — Поставим двенадцать домов, школу-интернат, баню. Ясно тебе, да? Теперь давай немножко вправо пойдем. Там тоже улица будет! Десять жилых домов и Дом культуры. Тоже ясно тебе? А теперь еще дальше пойдем.
Здесь стояли пять готовых домов, крытых сосновой дранкой. Еще три сруба были подведены под крышу.
— Ну что, нравится тебе?
Дома были добротные, с пятью окнами, с верандой. В каждом — по две комнаты с кухней. Полы настланы свежими, гладко обструганными досками.
— Скоро жильцы приедут, — говорил Мунов. — Тогда совсем весело будет. Зимой, конечно, тайга немножко скучная. Вот закончим строительство — наш народ большой шаг вперед сделает. Вся страна к коммунизму идет, нам тоже стоять нельзя. Как думаешь, с таким поселком не стыдно в коммунизм вступить? По-моему, не стыдно! Ты спроси удэге, кому своим счастьем обязан. Он тебе точно скажет: партии обязан, советской власти обязан, товарищу Ленину обязан! Вот зима кончится, весна будет, после, сам знаешь, лето будет. Ты опять в гости к нам приезжай. Как раз над тайгой лебеди белые полетят.
Прошло с тех пор десять лет.
Вот я и думаю, не пора ли снова слетать на Бикин-реку к моим друзьям-удэге, но не в феврале, а в разгар золотой уссурийской осени — в сентябре.
Представляю, какая там будет картина...
ДРАГОЦЕННЫЕ НАХОДКИ
Глава первая
Глиссер доставил меня на Кривую протоку чуть свет, чтобы успеть к десяти часам вернуться в Ключевую, забрать почту и уйти в Хабаровск.
И вот я остался один на холмистом берегу таежной реки, в темном и прохладном лесу, где, казалось, еще не ступала нога человека. Деревья росли здесь так густо, ветки переплелись так крепко, что почти не пропускали дневного света.
Над тайгой уже вставало солнце, большое, жаркое, и тысячи птиц звонкими криками приветствовали восход.
Я прошел немного вперед по течению протоки, но она углублялась в глухие, в рост человека, заросли. Тогда я решил вернуться и подождать Василия Дынгая.
С нанайцем я познакомился в Ключевой, куда он спустился по Гаилу на легкой берестяной оморочке за свежими газетами. Он дал слово поджидать меня на Кривой протоке.
Мысль о том, что с Василием Карповичем что-нибудь случилось, очень тревожила меня. Кроме фотоаппарата и походной кожаной сумки, набитой записными книжками и махоркой, у меня с собой ничего не было. Уверенный в скорой встрече с Дынгаем, я отступил от своих обычных правил: не захватил ни хлеба, ни консервов. Только я подумал об этом, как тотчас же почувствовал голод. Пришлось скрутить папироску побольше и закурить, тем более что стал донимать гнус. Мокрецы и мошка тучей кружились в воздухе, нападали со всех сторон и в конце концов согнали меня с валуна, на котором я так удобно устроился.
В течение всего дня не выберешь тихого часа, когда бы не летал гнус. Как по какому-то незримому расписанию утром донимают мокрецы и мошка, в полдень кусают слепни, а вечером — комары. Да и ночью, если устроишься на открытом воздухе, где-нибудь под бархатным деревом, не скоро уснешь...
Но я готов был перенести эти неприятности, только бы дождаться Дынгая и вместе с ним отправиться на ловлю даурской жемчужницы.
Мне довольно часто приходилось оставаться одному в тайге, и всякий раз я испытывал тревожное чувство. Когда я остановился под старым кедром, мне вдруг показалось, что в густой темной кроне притаилась рысь, и стоит чуть зазеваться, как она прыгнет мне на плечи. То виделся в сплошных зарослях коломикты медведь, которому ветер донес человеческий запах. То казалось — под мокрым от росы папоротником, который я потревожил сапогом, зашипел в метр длиной тигровый уж. Змей, даже ядовитых, здесь множество; в полдень они ползут из зарослей к реке и с необыкновенной легкостью переплывают ее.
ebooksa