Светлые воды Тыми

— Чуешь? — спросил шепотом Иван Федорович. — Изюбры, говорю, пошли к Алге.

Приминая пышный куст лещины, на берег вышел изюбр. Он был высок, строен и гордо носил на голове молодые рога. Выйдя на песчаную косу, он остановился, шумно втянул воздух, прислушался. Убедившись, что поблизости никого нет, неторопливо, с большой осторожностью побрел к воде. Но едва он ступил ногой в освещенную луной Алгу, как тут же быстро отпрянул, испугавшись собственного отражения. И, наверно, поняв, в чем дело, уже более решительно вошел в реку, но не сразу стал пить, а несколько минут прислушивался, склонив набок голову. Наконец совсем успокоился, припал губами к светлой воде и долго пил.

На песчаную косу вышли еще три изюбра. Глядя на первого, они уже более решительно приблизились к воде. Потом появились еще пять оленей. Среди них был рогач — высокий, статный, с грациозной, гордой осанкой. Он ушел немного дальше и сразу принялся вытаскивать из воды длинные растения. Я решил, что именно его сейчас подстрелит Иван Федорович, но охотник почему-то не торопился с выстрелом. Он чего-то выжидал. По тому, как Нечебуренко поглядывал на светлое небо, я мог догадаться, что ему очень мешает луна. И вскоре я в этом убедился. Когда с горизонта поднялась небольшая темная тучка и поплыла в сторону Алги, Иван Федорович вскинул ружье, приладил на мушку кусочек гнилого фосфоресцирующего корня и медленно стал целиться в изюбра, который стоял немного в стороне от стада.

Грянул выстрел, оморочка дрогнула. Какое-то мгновение изюбр еще не понимал, что произошло. Вдруг он резко вскинул голову и побежал к берегу, расплескивая воду. За ним сразу же подалось все стадо. Страшный шум поднялся на Алге. Изюбры, толкая и сбивая друг друга, кинулись в заросли, а смертельно раненный пантач стал отставать. Он закачался, передние ноги у него подкосились и, едва он успел подогнуть их, как грохнулся наземь. Иван Федорович выскочил из оморочки. Я побежал за ним.

Изюбр еще был жив. При виде людей он высвободил из-под себя переднюю ногу и попытался ударить копытом, но движения оленя уже были слабыми и беспомощными.

Он глядел на нас большим выпуклым глазом, полным мольбы и отчаяния, но с каждой минутой глаз его тускнел и вскоре стал неподвижным, стеклянным.

Пока изюбр еще не истек кровью, Иван Федорович выхватил из-за пояса небольшой острый топорик и вырубил молодые рога вместе с лобной костью. Он тут же туго забинтовал их снизу марлей и положил в прохладную траву.

— Сбегай, паря, за ведром! — попросил меня Нечебуренко.

Я побежал к оморочке, схватил ведро, зачерпнул светлой воды из Алги. Иван Федорович уже разводил костер.

Пока разгорается огонь, мы садимся покурить.

— Хорошие панты? — спрашиваю я.

— После увидим, когда заварим, — отвечает Иван Федорович, — а с виду ничего. Отвилки добрые и на каждом отвилке по пяти ростиней. Да и весом взяли — килограммов на шесть потянут.

— Первый сорт?

Иван Федорович улыбается.

— Сняли-то первым сортом, а как плохо заварим, то пойдут и в третий...

Эти слова возбудили у меня еще большее любопытство. Мне стало казаться, что и костер горит плохо, и вода слишком медленно закипает в ведре. Я ведь знал еще раньше, что заварить панты — дело очень сложное и тонкое. Здесь нельзя прозевать ни минуты, чтобы не переварить нежные рога и не дать тончайшей шелковистой кожице лопнуть. Если хоть где-нибудь появится трещина, то дорогая кровь вытечет, и тогда такие испорченные панты уже никуда не годятся.

Существует несколько способов заварки пантов, но самый простой и надежный — корейский способ, которым до сих пор пользуются наши пантовары.

Иван Федорович бросил в ведро плитку кирпичного чаю. Он немного раскидал костер, чтобы огонь не был таким жарким, а когда чай распустился и вода стала вяжущей, но еще не закипела, он окунул панты и тут же быстро вынул, сдувая с них пар и тщательно осматривая, не лопнула ли на молодых рогах тонкая кожица.

Убедившись, что все в порядке, он снова на мгновение окунул их. Четыре раза он таким образом заваривал панты, а когда они немного остыли, в нескольких местах наколол их иголкой. Кровь через проколы не проступила — значит, первоначальная заварка прошла хорошо. По тому, с каким напряжением Иван Федорович проделывал это, можно было судить, что самое главное в процессе заварки — это уловить тот миг, когда вода дошла до кипения, но еще не закипела. Очень крутой кипяток запечет, но не заварит кровь, а нежную кожицу на пантах прорвет.

Иван Федорович подвесил панты на ветку ильмы.