«Я и весной панты добуду, вот увидишь, добуду», — сказала девушка.
Побежала Алга к одному охотнику, который тоже сватал ее, третьей женой хотел взять себе, и просит его в тайгу сходить, добыть хорошие панты. Конечно, смешно было ему слушать девушку, но уступил ей, согласился.
Пока охотник в путь собирался, Алга вперед побежала, превратилась в изюбра. Однако рогов у нее не выросло. Затосковала Алга: завтра охотник в тайгу выйдет, а у нее на голове пантов еще нет. В это время, как на счастье, первая весенняя гроза разразилась. Алга голову под молнию подставила, и сразу на том месте, куда она белым огнем ударила, выросли панты. И такие, знаешь, рассказывают, добрые, сочные, полтора локтя высотой и с пятью ростинами на каждом стволе. Идет себе Алга, несет, гордая, панты, ни от кого не прячется. А как увидела, что охотник с сопки спускается, из кустов вышла ему навстречу. Он выстрелил — не промахнулся, Алга закачалась, упала. Он быстро топориком панты срубил и принес в стойбище. Вот, паря, как дело-то, говорят, было...
Дынгай поспешно закурил трубку, посмотрел на меня. Я терпеливо ждал продолжения. Вынув изо рта трубку и зажав ее в ладони, Василий Карпович тяжко вздохнул и притихшим голосом сказал:
— Конечно, панты помогли, подняли Кянду. Он от ран оправился, стал звать Алгу, но нигде ее не было. Долго искали ее, а найти не нашли... Так никто и не узнал, что она в изюбра превратилась и вышла навстречу охотнику. И ушел печальный Кянду из Гаила. Много лет бродил он, следы своей девушки искал, и так до глубокой старости один свой век прожил. Его уже в живых давно не было, как вдруг слух пошел, что Алга в речке утонула. С тех пор и назвали речку ее именем. Ты сам видел, наверно, сколько на Алге изюбров бывает, — тьма там изюбров бывает.
— Почему же ты, Василий Карпович, не любишь за пантами на Алгу ходить? — спросил я Дынгая.
— Я лучше на свои солонцы пойду!
Как ни была сказочна эта история о нанайской девушке, превратившейся в оленя, но по тому, как трогательно рассказывал ее Василий Дынгай, я понял, что она очень близка гаильским охотникам. Подобно песчинке, попавшей через раскрытую ракушку в мантию моллюска и превратившейся в жемчужину, случай с Алгой вырос в чудесную легенду о необыкновенной любви.
...Оморочка, покорно слушаясь умелой руки Дынгая, осторожно скользила по Таландже. Навстречу в розовых от догорающего заката сумерках проносились крутые лесистые берега. Дынгай курил и был задумчив.
— Думаешь, теперь так не бывает? — спросил он вдруг. — Честное слово, бывает. За хорошего человека не жалко, паря, и сердце свое отдать.
...На рассвете мы причалили к солонцам.
В пору пантообразования изюбры особенно нуждаются в соли и чуют ее издалека. Когда они добираются до солонцов, то долго оттуда не уходят, разрывают копытами почву, лижут ее. Охотники давно заметили, что на солонцах изюбры не так чутки.
Дынгай отлично готовил искусственные солонцы для приманки изюбров. Поздней осенью, перед тем как пойдет снег, он выбирал в тайге тихое, безветренное место, выкапывал десять — пятнадцать ямочек, засыпал их грубой солью и прикрывал сверху тонким слоем земли. А с наступлением весны, когда стаивали снега, соль растворялась, пропитывала почву. Как бы ни были скрыты в тайге солонцы, изюбры непременно учуют их, придут к ним.
Поблизости от солонцов охотник и устраивает себе «сидьбу», чтобы подкарауливать пантача.
У Дынгая сидьба была устроена на дуплистом тополе — крохотный шалашик из веток орешника. Зеленая маскировка за зиму поблекла, но каркас шалашика остался цел. Василий Карпович нарубил свежих зеленых веток, нарезал травы — шеломайника, и через час сидьба совершенно слилась с зеленым тополем.
— Ладно, теперь мало-мало поедим.
Костра мы, понятно, не разводили. Перекусили вяленой олениной с сухарями, а на десерт Дынгай предложил сушеных ягод лимонника.
— Хороша штука, — сказал он. — От лимонника всегда веселый будешь.
Я и раньше знал, что охотники берут с собой сухие ягоды китайского лимонника, чтобы сохранить силы в таежном походе. Кроме того, имея с собой лимонник, нанайцы не перегружают себя большими запасами продуктов, а всегда шагают по таежным тропам налегке.
— А теперь, паря, давай сидеть-прятаться, — сказал он, когда мы поели. — Говорить, однако, в сидьбе не будем и курить не будем, ладно?
ebooksa