Король в Желтом

22
18
20
22
24
26
28
30

– Да, сэр, смылся.

– Почему?

– Хотел бы я знать, сэр. Схватил Молли, и мы дернули. Остальные тоже – с перепугу!

– Чего же они так испугались?

Он не хотел отвечать, но отвратительный юноша внизу интересовал меня все сильнее, и я надавил на парня. Три года жизни в Америке не только сгладили акцент кокни, но и наделили Томаса истинно американским страхом – боязнью насмешек.

– Вы не поверите, сэр.

– Конечно, поверю.

– Смеяться не станете?

– Еще чего.

Он колебался.

– Ну, сэр, клянусь богом, когда я ему двинул, он схватил меня за запястья, и я крутанул его мягкую, раздутую кисть. Один из пальцев отвалился и остался у меня в руке…

Сильнейшее отвращение и ужас проступили на лице Томаса и, видимо, отразились на моем, ибо он добавил:

– Такая жуть взяла, теперь, когда увижу – прохожу мимо, и все. Меня от него тошнит.

Когда Томас ушел, я приблизился к окну. Сторож стоял у церковной ограды, держась за прутья обеими руками, и я отпрянул к мольберту во власти отвращения и ужаса, едва увидел, что на правой у него не хватает среднего пальца.

В девять прибыла Тэсси и скрылась за ширмой, пропев:

– Доброе утро, мистер Скотт.

Когда она возвратилась и заняла место на подиуме, мы, к огромному ее удовольствию, начали новый этюд. Тэсси молчала, пока я рисовал, но, едва скрип угля стих и пришло время фиксатива, начала щебетать:

– О, я превосходно провела вечер. Мы ходили к Тони Пастору.

– Кто это «мы»? – поинтересовался я.

– Ну… Мэгги, натурщица мистера Уайта, ты ее знаешь, Розочка МакКормик – мы зовем ее так за прекрасные рыжие волосы, от которых вы, художники, без ума, – и Лиззи Берк.