– Вам холодно? – спросил он.
Но она ответила лишь.
– О милый, милый, уже поздно… так поздно! Мне нужно идти… доброй ночи.
Она подала ему затянутую в перчатку руку и тут же одернула ее, отшатнувшись.
– Что такое? – спросил он. – Вы напуганы?
Она странно на него поглядела:
– Нет… совсем нет… вы так добры ко мне…
– Клянусь Юпитером! – вспылил он. – Что вы имеете в виду? Вы повторили это по крайней мере трижды… не понимаю!
Барабанная дробь из караульни дворца заставила его замолчать.
– Послушайте, – сказала она, – они закрываются. Уже поздно… о, так поздно!
Барабанный бой все приближался, и темный силуэт вырисовался над восточной террасой. Вечерний свет на миг вспыхнул на ремне и штыке, а затем музыкант отступил в тень, дробью тревожа эхо. Звук исчез на востоке и вновь приблизился, став почти нестерпимым, когда он прошел мимо бронзового льва и спустился с западной террасы. Громче и громче гремел барабан, ноты отлетали от серых дворцовых стен, и фигура музыканта замаячила перед ними – красным пятном среди теней, – на латуни барабана и штыка горел бледный огонь, эполеты зыбились над плечами. Он прошел мимо, оглушив их барабанной дробью, и в глубине аллеи они увидели блеск оловянной пряжки на его ранце. Часовые монотонно закричали:
– On ferme! On ferme![89]
– Спокойной ночи, – прошептала она. – Сегодня я должна вернуться одна.
Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась на северной террасе, и сидел на мраморной скамье, пока ладонь не опустилась ему на плечо, и блеск штыков не заставил его уйти.
Она миновала рощу и, свернув на улицу Медичи, перешла на бульвар. На углу купила букетик фиалок и поспешила дальше к рю д’Эколь. Перед Буланом остановился экипаж, из которого, опираясь на руку Эллиотта, вышла хорошенькая девушка.
– Валентина! – вскричала та. – Присоединяйся к нам!
– Не могу, – ответила она. – У меня встреча в Миньоне.
– Не с Виктором ли? – засмеявшись, воскликнула девушка, но Валентина, ежась от холода, кивнула ей на прощанье и свернула на бульвар Сен-Жермен.
Она прибавила шагу, проходя мимо гуляк у кафе Клюни, которые звали ее повеселиться. У дверей ресторана Миньон стоял угольно-черный негр в ливрее. Он снял островерхую шапочку, когда Валентина шагнула на ковер, спускавшийся с лестницы.
– Пришлите ко мне Эжена, – сказала она администратору и, пройдя в правое крыло залы, остановилась перед рядом дверей, обшитых деревом.