Коридор затмений

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вася, пусть поднимаются ко мне. Что ты споришь с ними? — послышался мужской голос из отворенного на втором этаже «замка» окна.

— Папа, зачем ты встал? Тебе после капельницы лежать необходимо, — громко ответил Василий Зайцев.

— Я лягу потом. А ты проведи гостей ко мне.

— Пошли, — сказал Василий Зайцев. — Но учтите, ему нельзя долго разговаривать. Проявите милосердие — вы, полиция.

Он не пустил их через главный вход и веранду — они обогнули дом и зашли со стороны патио — в большую кухню. Поднялись по винтовой лестнице из коридора — холла, служившего чем-то вроде хозяйственной кладовой — со стеллажами, заставленными моющими средствами, инвентарем для уборки и кухонной посудой.

Обстановка на втором этаже стильная, но тоже запущенная, как и участок, как и сад. Комната, схожая с больничной палатой. Кровать с кронштейнами, монитор на стене, кресло у окна.

На кровати сидел худой как скелет совершенно лысый мужчина в больничной робе и пижамных штанах. Возраст его было трудно определить. Полковник Гущин лишь глянул на него и притих. Таких он повидал в госпиталях и клиниках, в которых лежал после ковида и ранения, — онкологические больные. Прошедшие химиотерапию и многое другое.

— Простите за вторжение, — сказал он и представился по полной форме, назвал имена и фамилии Макара и Клавдия.

— Соседи наши? Слыхал я про поместье Псалтырникова, это ваш покойный отец? — Зайцев-старший обратил к Макару бледное лицо свое — ни кровинки в нем, только глаза с лихорадочным тусклым блеском. — А я Иван Петрович. Извините, что в таком виде затрапезном…

Они все как-то смешались, разом поубавилось гонора и желания идти на конфликт.

— Так какой у вас ко мне вопрос? — спросил Зайцев-старший.

В этот момент в комнату-палату зашла женщина восточного типа в робе медсестры.

— Зейнааб, повремени, пожалуйста, с инъекцией, а? — попросил Зайцев.

— Ждать нельзя, Иван Петрович. Что сейчас доктор сказал? Сразу после капельницы надо сделать укол. — В руке домашней медсестры был шприц. — Зачем вы приехали? — спросила она с раздражением. — Человек болен, а вы лезете.

— Тихо, тихо, не надо за меня заступаться. — Зайцев протянул ей руку, и она сделала укол.

Сверкнула глазами — словно молнией пригвоздила полковника Гущина — и ушла.

— Итак, коротко, сама суть вопроса. И мы вас больше не побеспокоим. У нашего друга Макара Псалтырниова — вашего соседа — маленькие дети. Две девочки и годовалый сын. Нам стало известно, что ваш младший сын Адам, — полковник Гущин тщательно подбирал слова, — тайком несколько раз приплывал на лодке в их дом и познакомился с девочками. Им четыре и шесть лет, понимаете? А вашему младшему пятнадцать.

«А может, это и не их сын? — подумал Клавдий Мамонтов. — Вот сейчас выяснится, что мы не туда приехали, зря побеспокоили. А жабий принц совсем не Адам Зайцев».

— Слыхал я, что полиция уже и за детей принялась. — Зайцев криво, горько усмехнулся. — А что не так с сыном? Что он, экстремист или фейки распространяет? Или постит что-то в сетях? Или ваших детей к чему-то склоняет плохому?

— Папа, — Василий, находившийся в комнате и молчавший, попытался вмешаться.