Коридор затмений

22
18
20
22
24
26
28
30

— Как ты их остановил и заставил убежать? — спросил полковник Гущин.

— Я им приказал.

— Ты не выкрикивал никаких команд на холме ночью.

— Я просто им велел. Вот так, — мальчишка сделал левой рукой жест — вуаля! Кулак его сжался и разжался.

На ладони его появилась муха. Секунду она медлила, затем взлетела.

Клавдий Мамонтов не заметил, как и остальные, — как парень поймал муху на лету. Более того — на чисто убранной кухне (в отличие от верхнего этажа здесь царил порядок) не жужжали мухи. Да и на улице — май выдался холодным — мух пока не видно, не слышно.

— Повелитель мух, повелитель псов. Адские твари те алабаи, правда? — усмехнулся Адам.

— А жаба? — спросил Макар.

— Слушай, это ты, что ли, папаша малявок? — пятнадцатилетний подросток обратился к нему по-свойски и развязно. — По виду ты молодой еще. И что вам жаба далась? Ничего я с ней не делал, ясно вам?

— А то мы слепые, — парировал Клавдий Мамонтов. Его Адам удивлял и настораживал все больше и больше.

— Я греб на лодке, гляжу, малявки на берегу прыгают, мне машут. Мне стало интересно, кто в особняке, где мужика богатого отравили, снова поселился. Я пристал к берегу, — Адам словно сказку им «сказывал». — Малявки чудные — одна вроде как иностранка, по-русски еле говорит, шепелявит. Вторая вообще немая. Она ведь у тебя немая, папаша? Ну, ущербная. Но милые они. Младшая малявка мне по-английски: «Вы, мол, кто? Принц воды?» А я ей: «Да нет, какой я принц? Жабеныш местный…» А она свое твердит: «Принц, принц». Я ей: «Ладно — как в сказке, принц Жаба».

— По-английски с моей дочерью беседовал? — уточнил Макар.

— У меня в гимназии английский и французский хорошо шел. — Адам улыбался им. — Малявки меня растрогали своей добротой и непосредственностью. Так меня приняли тепло. Я решил сделать им в следующий раз подарок. Где бы я взял жабу? На нашем озере их нет. Не болото ведь, озеро. Но у «садыков»…

— У кого? — спросил полковник Гущин.

— У мигрантов с рынка все можно достать. Хочешь, кальян покурить, хочешь, чего покрепче. Собачьи бои они подпольно устраивают — зачем им алабаи такие? Они на них бабло гребут. Алабаи в загоне до смерти грызутся, а «садыки» на них ставки делают. И петушиные бои там… Я сам ходил… Когда один петух другого шпорой в кровь сечет, брюхо распарывает… У них даже богомолы в банке сражаются — а все пялятся, как богомол богомолу башку клешней — кирдык! Я на рынок к «садыку» одному пришел — тот с золотыми зубами, значит, пахан у них, — я ему: «Мне жаба нужна живая в террариуме. И хорошо бы ей корону на головку из фольги золотой». Он мне: «Сделаем, бакшиш давай». Я думал, они корону жабе приклеят «Моментом». Я не знал, что они ее нитками пришьют, честное слово!

— Ума-то у тебя хватило такое малолеткам дарить? — спросил Клавдий Мамонтов. — Ты вон какой продвинутый, креативный.

— Да я клянусь, не заметил я ничего! Малявки тоже не врубились, — просто ответил ему Адам. — Они так обрадовались. Я сказал — вот он я, буду теперь всегда с вами. А то они расстраивались, когда я уплывал, покидал их. Они такие маленькие, одинокие. Младшая мне поведала, что мама умерла…

Полковник Гущин глянул на Макара — тот побледнел. Значит, так он объяснил дочкам, почему матери Меланьи с ними нет. Не сказал, что та сидит в тюрьме…

— Я проникся к малявке. Вторая вообще ни бэ ни мэ — немая с детства, калека. Тоже жалко ее. Я ничего плохого не хотел, честно, только подбодрить их. Без родителей они ж мне сиротами показались, — повествовал подросток.

— С ними оставались гувернантка и горничная, — ответил Макар, он словно оправдывался теперь перед мальчишкой.