Коридор затмений

22
18
20
22
24
26
28
30

— Но она была нормальной? — осторожно спросил Клавдий Мамонтов.

— Абсолютно нормальной. Разве бы на сумасшедшей папа женился? — воскликнул взволнованно Василий Зайцев. — Она фактически стала руководить фабриками, когда у отца обнаружили рак и он подолгу лежал в клиниках. Через все он прошел, ничего не помогло, только хуже становилось ему. Они оба находились в диком стрессе. Возможно, и это на Еве сказалось. А потом еще смерть ее матери… Адька переехал к нам. Он бесился из-за того, что она забрала его из Москвы, из престижной школы, что бабкину квартиру продала — у нас бизнес чуть не рухнул. Все вместе навалилось в один момент.

— Вы с Адамом как общаетесь? — спросил полковник Гущин. — В прошлую нашу встречу вы его при отце от нас защищали.

— Ему пятнадцать лет всего! Я сам был не подарок в его возрасте. Он, конечно, очень эгоистичный и избалованный бабкой. Но он еще может измениться. У него все впереди. А Ева его калечит своим психозом. Он назло ей делает многие вещи. Гадости. Он не может ей простить, что она отняла у него Москву, ту прежнюю жизнь, и мстит. Я с ним пытался говорить — прекрати, она больная… Но он не считает ее больной, понимаете? Он считает ее просто злой. Плохой матерью, которая его бросила в детстве и никогда не любила. А теперь вообще ненавидит и даже не желает считать своим сыном, выдумывая разные несуразные вещи. Зимой, когда Ева лежала в ковидном госпитале, а отец находился в онкологической клинике, мы с Адькой почти три недели жили вдвоем. И все путем. Мы понимали друг друга. А затем Ева вернулась и… мы ее узнавать перестали. Совсем плохо с головой у нее сделалось.

— Она сказала нам, что Адам собирался ее убить. Явился к ней ночью в спальню. — Полковник Гущин смотрел на парня.

Василий Зайцев не ответил, опустил голову.

— Что молчите? Было такое?

— Она неправильно истолковала его поступок. Он хотел ее напугать. Отомстить ей.

— За что?

— Они поругались накануне — он опять обвинял ее в том, что она забрала его из Москвы сюда, в Бронницы, как он выражается, «в эту чертову дыру». А она ему в ответ: «Скажи спасибо, что я о тебе вообще забочусь, кормлю, что семья моего мужа тебя содержит, а ты полный ноль, дармоед, урод…» Он ее тоже оскорблять начал, а она разбила его игровую приставку. Они орали друг на друга. Ночью я проснулся от крика Евы. Она визжала от страха, я бог знает что подумал — ринулся к ней… В спальне они с Адькой.

— Он швырнул ей в голову совком для золы. Она так говорит.

— Да, на моих глазах. Запустил совком — не в нее, в стену.

— А жабы?

— Где-то взял их. Чтобы мать напугать. Потом мне признался — купил на рынке у узбеков.

— Любитель фауны он у вас. Как ваш отец отреагировал? Другой вышвырнул бы мальчишку за порог, выгнал вон.

— Отец в клинике лежал. Он не в курсе до сих пор. Я ему не сказал, Ева тоже промолчала, пожалела его. Но именно с той ночи она резко изменилась. С той ночи все и началось. Я до сих пор не забуду ее взгляд безумный, когда я свет в спальне зажег. У нее крыша поехала в ту ночь от страха. Она стала уверять всех нас, что Адька не ее сын. Что он воплощенное Зло.

— Мы узнали, что ваша мачеха в молодости находилась под влиянием какой-то секты. Что вам известно об этом? — продолжал спрашивать полковник Гущин.

На сером, покрытом прыщами усталом лице парня отразилось недоумение.

— В секте? Ева? Я об этом ничего не знаю. И отцу… вряд ли известно… Но тогда многое объясняется в ее поведении, в ее психозе… Как вы его назвали? Капгра? Насчет сектантства Ева с нами никогда не делилась.

— Можно ведь было сделать их анализ ДНК, чтобы понять, есть ли правда за словами Евы, — заметил Макар.