Где-то в отделе зазвонил телефон. Одновременно с ним миссис Аннучи испустила новый вопль, и Карелла услышал только:
— Я никогддзиннь в жизни так не обдцзиннь!
— Успокойтесь, успокойтесь, синьора, — произнес-Карелла.
Мейер снял трубку.
— Восемьдесят седьмой участок, детектив Мейер слушает.
— Бабушку свою называйте синьорой! Какое унижение! Какое унижение! Vergogna, vergogna![14] Его забрала эта ваша «белоснежка»! Прямо на улице! Ребенок спокойно стоит с другими детьми, тут тебе подкатывает к тротуару «белоснежка», вылезают два копа, хватают его и уводят. Как…
— Что? — спросил Мейер.
— Я говорю, два копа… — миссис Аннучи повернулась к нему и тогда только поняла, что он говорит по телефону.
— Хорошо, сейчас будем! — крикнул Мейер. Он бросил трубку на рычаг. — Уиллис, вперед! На углу Десятой и Калвер-стрит заварушка. Какой-то парень затеял перестрелку с постовым и ребятами с двух патрульных машин!
— Господь помилуй и спаси! — воскликнул Уиллис.
Чуть не сбив миссис Аннучи с ног, они выскочили через дверцу в перегородке.
— Преступники! — с негодованием произнесла она, глядя, как полицейские бегут по ступенькам вниз. — Вы здесь имеете дело с преступниками и сюда же приводите моего сына, будто он какой-то вор. Он хороший мальчик, таких еще…
Она вдруг остановилась. — Вы его били? Били ребенка резиновым шлангом?
— Нет же, миссис Аннучи, конечно, нет, — ответил Карелла, и тут внимание его привлек металлический стук шагов по лестнице. На пороге появился человек в наручниках, следом за ним ввалился еще один — по лицу его сочилась кровь. Миссис Аннучи, следуя за взглядом Кареллы, обернулась как раз в тот момент, когда в дверь, замыкая шествие, вошел полицейский. Он подтолкнул вперед человека в наручниках. Миссис Аннучи в ужасе застыла.
— Господи Иисусе! — воскликнула она. — Святая дева Мария!
Хейвз, вскочив на ноги, уже спешил к перегородке.
— Миссис Аннучи, — позвал Карелла. — Давайте присядем вон там в сторонке и поговорим…
— Что у вас? — спросил Хейвз полицейского.
— Голова! Посмотрите на его голову! — воскликнула миссис Аннучи и побелела. — Не смей смотреть, Фрэнки! — тут же добавила она, противореча себе самой.
На голову человека действительно нельзя было смотреть без содрогания. Волосы слиплись от крови, которая капала на лицо и на шею, оставляя красные пятна на белой спортивной рубашке. Кроме того, кровь струилась из открытого пореза на лбу и заливала переносицу.