Бизнесмен

На его локтях виднелись следы от уколов, но анализ крови результатов не дал. Или эксперты не обладали должной квалификацией, или Артему ввели препарат, быстро распадающийся на безобидные составляющие.

Я сперва не поверил, когда это услышал. Какие-то следы всегда должны оставаться! И потом, против нас что, закордонная разведка играла или родной ГРУ погеройствовал? Откуда у простых уголовников такие сложные препараты и где они насобачились их использовать? В моем представлении, бейсбольная бита, наркотка по телефону и тонкости химии как-то не сочетались. Обычно бывает что-то одно. Но Цыган меня уболтал. Притащил какие-то справочники по фармацевтике, научные журналы по химии, еще какую-то лабуду, вроде рукописных конспектов с грифами «Совсекретно». Долго ездил мне по ушам. Я и пятой части услышанного не понял, но в конце концов согласился, что в отшибании памяти ничего технически сложного нет. Какие-то навыки плюс везение – и результат налицо. Тем более что Артем – не разведчик, которого обучали методикам противодействия и который до последнего боролся за то, чтобы сохранить свою память. Обычный пацан, трудностей жизни не видевший, в меру избалованный и не в меру напуганный. Он бы и так, без всяких инъекций, мог забыть все, о чем бы его попросили.

– Память к нему может вернуться?

Цыган кивнул:

– Вполне вероятно.

– А сроки?

– Все очень индивидуально.

– Ну все-таки?

– Вряд ли через неделю. И даже через полгода – сомнительно. А вот через год, через три или пять…

– Мне нужно быстрее. Что для этого надо?

– Никто не даст однозначных советов. Слишком тонкие материи затронуты. Один из вариантов – сменить обстановку. Переехать туда, где он будет чувствовать себя в безопасности…

Отправить его за границу? Мне эта идея понравилась. И его отправить, и Ингу. Пусть поживут какое-то время, а я тут подчищу хвосты и расквитаюсь с долгами. Сам я пока не готов на постоянку осесть за бугром – кому я там нужен? Но в перспективе, поближе к обеспеченной старости…

Сын наотрез отказался куда-либо переезжать. Проявил мой характер, чему я страшно обрадовался. И проявил рассудительность, которой я, честно сказать, от него не ожидал. Он сказал, что нельзя все время бежать. Он сказал, что здесь ему будет легче забыть происшедшее, тогда как там он будет все время ощущать себя трусом. Сказал, что случившееся послужит ему уроком. Он уже сделал определенные выводы. В частности, самый главный: я учил его быть настоящим бойцом, а он предпочел легкий путь и спрятался за компьютером, заменил настоящую жизнь виртуальной и, естественно, оказался не готов к передрягам. А ведь ничего страшного по большому счету с ним не случилось. Жив, ноги-руки на месте. Многим доставалось значительно крепче, но они не позволяли себе раскисать. Почему же он должен признать себя слабаком? Слабый – не тот, кого бьют, а тот, кто боится быть битым.

Конечно, все это было сказано не так гладко. По-детски многословно и непоследовательно, но оттого более трогательно. У меня комок в горле застрял и сердце заколотилось, когда Артем закончил свой монолог. Все-таки гены есть гены, и если отец был солдатом, из сына не получится пацифист. При должном, естественно, воспитании. А с воспитанием, как я только что убедился, все обстояло нормально, несмотря на допущенные в силу моей занятости огрехи.

Я обнял сына и пообещал, что мы останемся вместе и что обязательно разыщем тех дядек, которые нам сделали плохо:

– Они пожалеют о том, что их мамы аборт не сделали вовремя!

Наверное, для детского уха фраза была грубовата. Но я умышленно ее произнес, чтобы подчеркнуть степень доверия, которая нас теперь связывает. Артем оценил это, я заметил.

– Пройдет время, и ты вспомнишь все, что произошло. Обещай мне сразу все рассказать. Хорошо?

– Обещаю!

…А вот Инга настаивала на отъезде. Хотя бы временном. И хотела, чтобы ехали мы втроем: