Бизнесмен

– Что?

– Гномы не гномы, но ведь сработало. И ты прозевал это.

– Я прозевал, потому что был не готов. Но теперь я сложил кое-что, и любопытная фигня получается. Микродоза взрывчатки – это почерк спецслужб. Артема увели от школы менты и увезли на ментовской машине. А эта база, где тебе стрелку забили? Кто мог про нее знать кроме ментов и военных?

– Местные жители.

– Местных там мало, и среди них нет таких, которые не побоялись бы на тебя замахнуться.

Я недоверчиво хмыкнул.

Рамис налег локтями на стол:

– Я проверял! Думаешь, я все это время без дела сидел?

Официантка принесла кофе, и Татарин замолчал. Улыбнулся ей, мягко шлепнул пониже спины, пообещал вечером позвонить. Она ушла, окрыленная. Пока шла до стойки, дважды обернулась. Рамис помахал ей рукой и продолжил:

– Эта база была филиалом одного военного института. Ее забросили лет десять назад, но местные, по старой памяти, еще долго обходили ее стороной. Потом осмелели и стали лазать за металлоломом. Много там уже было не взять, но по мелочи тырили. Лет пять назад бросили: осталось только такое, что руками не унесешь. Но мелкотня и бомжи разные продолжали ползать туда до последнего времени: в подвалах еще находилось всякое барахло. Нормальные люди стремались соваться, а этим – по барабану.

Две недели назад на объекте появились солдаты. На них бомжи напоролись. Приперлись, ничего не боясь, а их уже ждут. Сначала в камеру посадили – там, на втором этаже, таких много. Продержали до ночи, а потом как следует отмудохали и выкинули за ворота. Сказали, что на первый раз прощают, но если еще кто завалится – к стенке поставят без церемоний. Типа, особо секретный объект, его восстанавливать собираются, и во всей округе наведут порядок. Сказали: так своим и передайте, со следующего, кто попадется, три шкуры спустят.

– Бред какой-то! – усмехнулся я. Когда сидишь в белоснежном кафе, где на стенах висят кондиционеры и пейзажи Италии, а перед стойкой улыбаются и болтают друг с другом загорелые официантки, слабо верится в существование заброшенных военных баз, на которых хранятся секреты советской империи. – Какие там, на хрен, солдаты?

– Камуфляжная форма, у старшего – лычки сержанта. Все – молодые, явные срочники. Они еще сказали этим бомжам: повезло вам, что сегодня нет лейтенанта, а то бы не отделались так легко.

– Бред какой-то! – повторил я. – Померещилось твоим бомжам с пьяных глаз. Денатурата нажрешься – и не такое покажется. Солдаты хоть по-русски говорили? Не американский десант? А то, может, еще немцы недобитые шляются?

– Через три дня, – прихлебывая кофе, ровным голосом продолжил Рамис, – на базу забрались дети. Нарвались на часового.

– И что? В этот раз лейтенант был, и детей высекли плеткой?

– Они успели удрать…

– Послушай, Рамис, ты сам в это веришь? Какие сержанты, какой лейтенант? Где они были, когда… – Я умолк, заметив ошибочность своих заключений.

Одно дело, если предположить, что базу взялись восстанавливать. В этом случае концы с концами не клеились. Разве что версия про тех самых спецназовцев, решивших меня подоить, как-то укладывалась… И спецназовцы, и Холоновский со своим Черным Орденом – все про меня через полтора десятка лет вспомнили! Не верю. Но совсем другой коленкор, если кто-то подготавливал место для содержания пленника и беспроблемного изъятия выкупа, который за пленника должны были принести. В этом случае мозаика складывалась. Бомжей отфигачили, потому что они в ментовку жаловаться не пойдут, но о случившемся растреплют на каждом углу в приукрашенном виде. А малолеток не тронули, лишь шуганули, потому как за них могли вписаться родители, дойти с жалобами и до отделения, и до военного комиссара. Именно об этом и талдычил Татарин, я же погорячился и неправильно понял.

– Хорошо! – Я залпом осушил крошечную чашку. – Ну и что ты думаешь?