- Вторая фифа! – сквозь шум заорал Толковый. – Хватайте бочки и тащите, как матросы, к борту! Скидывайте в воду! Прыгать будем!..
Поздно! Мелькнул плавник, и страшный удар сотряс судно. Над палубой взлетели бочки, матросы, ааори, канаты и различная мелочь. Весь мир передо мной закрутился, смазался – мгновение падения – и страшный удар выбил из лёгких воздух. Как рыба, выброшенная на берег, я открывал и закрывал рот. Рядом стонал Толковый, баюкая сломанную руку, барахтался на треснувших досках Пузо. Поднялся Молчок, подбежал к лежавшему без движения Оруну, проверил дыхание и сердце, кивнул Сучу, как бы говоря «Иди сюда, он живой». Молоденький матрос, наш ровесник, с каким-то паническим криком прыгнул в море.
Люди поднимались – кто мог – и снова катили бочки к борту. Крик, стоны вокруг, тела без движения. Я подполз к канату на четвереньках и что есть силы врезал топором. Не успевал – осталось больше половины, и канат не собирался рваться. Два оставшихся корабля уже уходили дальше – к берегу, и скоро им придётся тащить не только фифу, но и наше брошенное судно. Миг сомнений, и вот я уже резанул пальцем по топору. Капля крови на лету превратилась в огненный сгусток, мгновенно запалив и канат, и доски палубы.
Корабль тряхнуло от ещё одного страшного удара. Над бортом, который атаковала фифа, поднялись восемь щупалец, яростный рёв глубоководного чудовища сотряс воздух. Две огромных трёхпалых лапы вцепились в доски, ломая настил и срывая фальшборт. Корабль, накренившийся после удара в одну сторону, теперь неумолимо клонился в другую.
- Прыгайте! – заорал Молчок, едва удерживаясь на наклонной палубе. Я с трудом подобрался к нему, но дальше ноги скользили. – Уходи!
- Вместе уходим! – прокричал в ответ я сквозь грохот, треск и рёв фифы.
Пятясь и поддерживая друг друга, мы с Молчком добрались до борта, где последние ааори и матросы спрыгивали вниз. Тварь ревела, щупальца били вокруг неё, снося такелаж, разрывая паруса и ломая доски. Над бортом появилась огромная пасть с тремя рядами больших острых зубов. Одно из щупалец с острым жалом на конце устремилось к нам. Время, казалось, застыло, и воздух словно превратился в тягучую массу плотнее воды, не дававшую сделать нам ни шага.
Краем глаза я заметил, как сверкнул нож в руках Молчка – и перед нами, прикрывая последних бойцов и матросов, выросла полупрозрачная стена. Под другим взглядом она почти вся состояла из искр мудрости. Пусть не было в ней сложного узора, пусть была она слабой и хлипкой, но когда щупальце соприкоснулось с ней – вздрогнула и тварь, и корабль, и само щупальце. Стена рассыпалась, но дала нам ещё несколько секунд. И только жало, самым кончиком проскочив за стену, невесомо чиркнуло по выставленной вперёд левой руке Молчка. Удар пришёлся чуть выше локтя, но даже его хватило, чтобы рука унеслась по воздуху прочь.
Молчок с удивлением посмотрел на обрубок и хлещущую из него кровь, перевёл взгляд на меня и начал оседать. Я подхватил его, сделал последние два шага и спрыгнул в море. Вода сомкнулась надо мной и Молчком, тело потянуло на глубину, но рядом мелькнули ещё люди – в Молчка вцепилось несколько рук, и мы начали всплывать. Уже вынырнув, я понял, что помогали мне двое матросов. Один из них сразу же подтянул бочку.
- Воткни в неё нож! – крикнул он. – Плывите за кораблями!
Удерживая Молчка, я достал нож, вогнал его в бочку и крепко уцепился за рукоять. То же сделал и второй матрос. Держась одной рукой за ножи, другой – придерживая впавшего в беспамятство Молчка, мы, помогая себе ногами, стали удаляться от корабля.
- Надо перетянуть! – опомнился матрос, указывая на обрубок руки. – Он истечёт кровью!
- Сейчас, – процедил я, пытаясь оторвать кусок мокрой рубашки.
Матрос меня опередил – он вытащил откуда-то кусок верёвки и туго стянул обрубок руки, останавливая кровотечение. При этом мы чуть не упустили и раненого, и бочку, каким-то чудом успев их поймать.
- Поплыли! Немного осталось! – крикнул матрос, и мы снова начали мотать ногами.
Впереди появилась лодка – точь-в-точь как та, на которой покинул корабль капитан Уи-ном. В ней уже сидело трое матросов, а ещё пара матросов и трое бойцов цеплялись за борта. Мы что было сил погребли к ней. Внутрь нас не пустили – забрали только Молчка – а мы держались, как и все спасённые, за борта, помогая судёнышку плыть ногами и руками.
Я плохо помнил, как мы добрались до флагмана. Корабли даже и не думали разворачиваться – шли на всех парусах к берегу, утягивая за собой загарпуненную добычу. Сзади ещё долго слышался треск умирающего под ударами большой фифы корабля. И может быть, только к вечеру, когда у всех, оказавшихся в воде, сводило руки и ноги от холода, оставшиеся на плаву «Ао-ке-тари» и «Ам-кана» замедлились, позволяя себя догнать. Всё это время Молчок метался в горячке на дне лодки, а я боялся, что он не выживет.
Бойцы двух десятков спаслись все. Спаслись – чудом. Из команды корабля до спасительной палубы добралось две трети. Остальные так и пропали в неизвестности. Многие плыли, держась за бочки, сильно отстали или потеряли силы. И когда лодки доставили первых спасённых и ушли назад, искать других выживших – найти удалось далеко не всех.
Когда меня вытащили, я не сразу смог подняться на ноги. Лежал на палубе под фальшбортом и смотрел в багровеющие небеса. Подняло меня беспокойство за Молчка. Но стоило мне встать, как меня подхватили под локоть и повели в трюм. Вокруг метались матросы и ааори, таскали раненых, помогали тем, кто ещё стоял на ногах. Меня завели в трюм и затолкнули в какое-то помещение. Я ещё пытался узнать, как наши, как Молчок – мне даже что-то отвечали, но я не улавливал смысла. Меня уложили в гамак и оставили в покое. Я попытался подняться, пойти выяснять, как и что… но сил не осталось даже на то, чтобы открыть глаза.
А когда глаза открылись, я стоял в мрачном лесу. Над головой смыкались ветви, образуя сплошную тёмную крышу. Солнце не доставало сюда своими лучами, не пробивало густые кроны деревьев. Вечный полумрак затапливал нижний уровень. Густой мох покрывал всю землю, древесные стволы и нижние ветви. Обвитые вьюнами лианы тянулись над головой. Повсюду кругом кипела и прерывалась жизнь. Хищное рычание, жалобные вопли несчастных жертв. Здесь нельзя рассиживаться, здесь нельзя стоять на месте.