Ее слова прозвучали как удар кнута. Я больше не понимала, как себя вести.
– У тебя нет ничего, кроме юности. Ты – просто оболочка. Ты пустая внутри, как будто тебя захватили пришельцы.
Меня словно ударили в живот. Мое лицо побагровело, глаза наполнились слезами. Я пошла в спальню и стала одеваться. Я больше не могла выдавать себя за реального человека, не вырезав из души последний кусок своего «я». Все, что сказала Джина, было правдой, хотя она говорила с кем-то другим.
Джина последовала за мной в спальню и смотрела, как я натягиваю одежду.
– Ты уходишь?
– Да.
– Я же сказала, ты можешь остаться.
– Все нормально. Мне нужно идти.
Я запихнула одежду в сумку и осмотрелась – не осталось ли чего-то, что может меня выдать. Два слова крутились на повторе в моей голове.
– Мне очень жаль.
– Почему тебе жаль? – спросила она с неподдельным любопытством.
– Мне жаль вашего сына, – ответила я.
– Моего сына? Почему? Ты его не знала.
Она говорила образно? Или я не угадала, кто такая Пейдж?
Я шагнула на крыльцо. Мой «Джип» стоял всего в нескольких шагах. Десять шагов, и я на свободе.
– Я сожалею о вашей утрате, – сказала я, спускаясь с крыльца.
– Только об этом ты сожалеешь?
– Я сожалею о многом.
– И о том, что трахалась с моим мужем?
Я споткнулась на последней ступеньке. А восстановив равновесие и немного придя в себя, повернулась к Джине. Ее лицо выглядело таким же застывшим, как каменная кладка ее дома. Она видела во мне врага, а я не могла ответить тем же. Я более трех недель пользовалась ее гостеприимством. Я задолжала, и мне нечем было отдать долг. Поэтому я дала все, что могла.