– Кто ж его разберет? Ох уж эти современные детишки…
Мой «Джип» стоял у бара с выставленными напоказ номерами, испещренными следами от пуль. На подростка я вблизи не походила, но быстро допила пиво и ушла.
На обратном пути к дому Фрейзеров я пару раз съезжала на обочину, чтобы пропустить машины, даже трактор-тихоход. Никто не видел, как я свернула к моему секретному гнезду.
После двух с половиной недель ведения домашнего хозяйства в коттедже Фрейзеров я почувствовала, что отлично их знаю, знаю всю семью. Повсюду были оставлены крошечные подсказки: органические чистящие средства, оголенные клумбы на заднем дворе и, конечно же, беспорядочная коллекция фильмов. За домом стоял дровяной сарай. Мне потребовалось пять часов, чтобы найти от него ключ. Там размещалась небольшая художественная студия, где мистер или миссис Фрейзер рисовали любительские пейзажи. На мой взгляд, картины получались неплохими, но меня заинтриговало то, что ни одной из них не нашлось места в доме. Я усмотрела в этом некое смирение, которое я уважала. За стопкой картин обнаружился неудачный набросок портрета Тоби.
Однажды я пошла в библиотеку, ввела в поиске «самоубийство Тоби Фрейзера» и прочитала статью о его смерти в студенческой газете. Друзья и семья описывали Тоби как тихого, но добросердечного молодого человека. Он совершил самоубийство сразу после разрыва с девушкой. Ее имя не называлось. У него остались брат-близнец Томас, второкурсник Йельского университета, и родители – Джина, учительница математики с Манхэттена, и Леонард Фрейзер, инвестиционный банкир.
Больше я не заглядывала в частную жизнь Фрейзеров, а письма оставила нераспечатанными в ящике, хотя каждую ночь слышала их манящий зов.
Порой мне казалось, что я знаю Фрейзеров лично. После двух с половиной недель я уже не считала себя злоумышленником. Я стала просто гостем, остановившимся на неопределенное время. К дому я относилась с уважением: мыла посуду после каждой трапезы, регулярно вытирала пыль и чистила сантехнику в ванной не реже одного раза в неделю. Я даже вымыла окна, и хозяева наверняка это заметят, как только вернутся. Мне очень хотелось оказать им эту маленькую любезность.
Как всегда, я приспособилась. Приспособилась жить в бегах, привыкла к новому имени и еще одному новому имени, привыкла лгать, научилась воровать; приспособилась даже к статусу убийцы. Привыкнуть к новому дому было не так уж сложно. Я начала спать по ночам. Я спала так, как будто вела вполне обычную жизнь. Я была Соней Любович, гостьей Джины и Лена Фрейзеров… пока однажды ночью, пробудившись, не обернулась кем-то другим.
Пейдж
Глава 21
– Эй! Здесь есть кто-нибудь? Эй!
Я не проснулась, когда машина ехала по извилистой подъездной дорожке; «Приус», может, и шуршал немного гравием, но двигатель работал почти беззвучно. Я не проснулась, когда она вставила ключ в замок, не проснулась, когда она тихо закрыла за собой дверь. Но когда ее нога ступила на половицы в прихожей, я подскочила в постели. Адреналин хлестал в вены так, что легкие не успевали нагнетать воздух.
В ванной комнате окно без сетки. Если тут же метнуться туда и выбраться наружу, она меня не увидит. Моя сумка с бумажником и деньгами лежала у кровати, а вот ключи от «Джипа» – на столе в прихожей. Пешком я далеко не уйду, до любой цивилизации не меньше пятнадцати километров.
– Привет! – сказала она.
– Привет, – ответила я.
Я все еще обдумывала, что сказать, когда Джина Фрейзер вошла в спальню. Она во многом походила на свою фотографию: практичная стрижка, волевое лицо, крепкое телосложение – и все же выглядела иначе. Под глазами залегли глубокие тени. В тусклом свете луны она выглядела затравленной. На какой-то миг я за нее даже испугалась.
– Пейдж, это ты?
– Прошу прощения, – сказала я.
Она подошла ближе, пытаясь разглядеть меня в тусклом свете, пока глаза привыкали к темноте. Она не боялась. Она знала меня – то есть считала, что знает.
– Я думала, ты приедешь на следующей неделе.