Начала политической экономии и налогового обложения

22
18
20
22
24
26
28
30

«Мы видим в Шотландии бедные земли, обрабатываемые таким образом землевладельцем, которые не могли бы возделываться другим лицом. Точно так же мы видим в Соединенных Штатах обширные и плодородные земли одного дохода, с которых не было бы достаточно для содержания землевладельца. Земли эти тем не менее обрабатываются, но это должен принять на себя сам владелец, или, иными словами, он должен увеличить ничтожную или создать несуществующую ренту, прибыль на свой капитал и промышленность, чтобы получить возможность жить сообразно своему призванию. Хорошо известно, что земля, даже обработанная, не приносит никакого дохода землевладельцу, когда ни один фермер не соглашается платить за нее ренту: это предоставляет доказательство, что подобная почва принесет только прибыль на капитал и промышленность, необходимые на ее обработку».

(Say, vol. II, p. 127)

Глава XVIII. О налоге в пользу бедных

Мы видели, что налоги на сырые произведения и на прибыль фермера падают на потребителя этих продуктов, ибо если бы фермер не имел возможности вознаградить себя за налог посредством увеличения цены товаров, то его прибыль стала бы вследствие этого ниже общего уровня прибыли и он был бы принужден переместить свой капитал в какой-нибудь другой род занятий. Мы видели также, что он не мог бы переложить налога на своего землевладельца через уменьшение его ренты, так как фермер, не платящий ренты, подобно тому как и фермер, обрабатывающий лучшую землю, был бы все равно подчинен налогу, взимается ли налог с произведений почвы или с прибыли фермера. Я старался также показать, что если бы налог был всеобщий и если бы он касался одинаково как прибыли фабриканта, так и прибыли земледельца, то в таком случае он не производил бы действия ни на цену товаров, ни на цену непосредственных продуктов почвы, но как непосредственно, так и в конечном счете выплачивался бы производителями. Налог на ренту, как уже было замечено, падал бы только на землевладельца и ни под каким видом не мог бы быть переложен на фермера.

Налог в пользу бедных однороден со всеми этими налогами и, смотря по различным обстоятельствам, падает то на потребителя, то на прибыль с капитала, то на поземельную ренту. Это налог, с особенною силою обременяющий прибыль фермера, и, след., он может быть рассматриваем как действующий на цену сырых произведений. Смотря по степени, в какой он поражает равномерно мануфактурную и земледельческую прибыль, он может сделаться общим налогом на прибыль с капитала и не произвести никакого изменения ни в цене сырых продуктов, ни в цене мануфактурных изделий. В той мере, в какой фермеру будет невозможно через возвышение цены сырых произведений освободиться от доли налога, которая упадет на него специально, это будет налог на ренту и будет выплачиваться землевладельцем. Итак, чтобы узнать действие, производимое налогом в пользу бедных в какую-нибудь определенную эпоху, следует убедиться, в равной или в неравной степени настигает он тогда прибыль фермера и фабриканта, а также дозволяют ли обстоятельства фермеру возвысить цену сырых произведений.

Утверждают, что налог в пользу бедных взимается с фермера в соответствии с его рентой и что, след., тот фермер, который платит весьма незначительную ренту или вовсе не платит ее, взносил бы лишь небольшой налог или не взносил бы никакого. Если бы это было справедливо, то налог в пользу бедных, насколько он лежит на земледельческом классе, падал бы исключительно на землевладельца и не мог бы быть переложен на потребителя сырья. Но я думаю, что это неверно: налог в пользу бедных определен не в соответствии с рентой, которую фермер действительно платит землевладельцу, – он пропорционален годичной ценности его земли, придается ли эта годичная ценность при содействии капитала землевладельца или же капитала фермера.

Два фермера, арендовавшие участки земли двух различных разрядов плодородия в одном и том же приходе и из которых один платит 100 ф. ренты в год за 50 акров наиболее плодородной земли, а другой – ту же сумму 100 ф. за 1000 акров наименее плодородной земли, вносили бы одинаковый размер налога в пользу бедных, если бы ни тот ни другой не постарались улучшить землю; но если бы фермер плохого участка, рассчитывая на очень продолжительный срок аренды, решился увеличить с помощью больших издержек производительность своей земли через удобрение, осушение, сооружение плетней и т. д., то он участвовал бы в таком случае в уплате налога в пользу бедных не пропорционально действительной ренте, ежегодно платимой им владельцу, но в соответствии с действительной годичною ценностью земли. Ценность налога могла бы быть равна ренте или выше ее; но так или иначе землевладелец вовсе не участвовал бы в этом налоге. Фермер рассчитал бы это заранее, и если бы цены продуктов было недостаточно для вознаграждения его за все расходы, вместе с прибавочной тягостью уплаты налога в пользу бедных, то он и не предпринимал бы этих улучшений. Очевидно, что в этом случае налог падает на потребителя, ибо если бы не существовало подобного налога, то были бы предприняты те же улучшения и общий или обыкновенный уровень прибыли на употребленный капитал извлекался бы при понижении цены хлеба.

Вопрос остался бы без изменения, если бы землевладелец сам предпринял эти улучшения и увеличил бы посредством их свою ренту от 100 до 500 ф., в этом случае налог одинаково упал бы на потребителя, ибо если землевладелец решается затратить большую сумму денег на свою землю, то, след., не надеется получить с нее ренту (или то, что называется рентою), которая могла вознаградить его за издержки, а рента эта зависела бы, в свою очередь, от цены хлеба или других сырых произведений, достаточно высокой не только для уплаты этого излишка ренты, но и для освобождения земли от обременяющего ее налога. Но если бы в то же время принимал участие в налоге в пользу бедных весь мануфактурный капитал, в том же размере, как и капитал, затраченный фермером или землевладельцем на земледельческие улучшения, то налог перестал бы быть частным налогом на прибыль с капитала фермера или землевладельца, а сделался бы налогом на капитал всех производителей и, след., не мог бы уже перелагаться ни на потребителя сырых произведений, ни на землевладельца. Прибыль фермера пострадала бы от действия налога не более, чем прибыль фабриканта, и ни тот, ни другой не могли бы под этим предлогом возвысить цену своего товара. Не абсолютное понижение прибыли, а ее относительное понижение предупреждает употребление капиталов в той или в другой отдельной отрасли; из одного помещения в другое капитал переводится вследствие различия в прибыли.

Но следует согласиться, что при настоящем положении налога в пользу бедных в Англии на фермера падает более значительная доля этого налога, чем на фабриканта, если принять в расчет относительную прибыль каждого из них. Фермер платит налог, соразмерный действительному своему продукту, фабрикант же только в соответствии с ценностью зданий, в которых он работает, вовсе не принимая во внимание ни ценности машин, ни труда, ни капитала, который он может употреблять. Из этого следует, что фермер может возвысить цену своих продуктов на всю величину этой разности; если налог неравномерен и настигает в особенности его прибыль, то фермеру было бы менее выгодно посвятить свой капитал земледелию, чем употребить его в какой-нибудь другой отрасли, если бы сырые произведения не возвышались в цене. Если бы, напротив того, налог лежал с большею тяжестью на фабриканте, чем на фермере, то первый мог бы возвысить цену своих товаров на всю сумму разности по той же самой причине, по которой при подобных обстоятельствах возвышал бы цену сырых произведений фермер. Итак, если в стране, где земледелие все расширяется, налоги в пользу бедных отягощают в особенности землю, то они будут выплачиваться частью теми, которые употребляют капиталы через уменьшение прибыли с капитала, частью потребителем сырых произведений через повышение их цены. При таком положении вещей налог может, при известных обстоятельствах, сделаться даже выгодным для землевладельцев, вместо того чтобы быть для них вредным, ибо, если налог, платимый съемщиком самой худшей земли, гораздо значительнее в соответствии с количеством добытого продукта, чем налог, платимый фермерами самых плодородных участков, то повышение цены на хлеб, которое распространится на весь хлеб, более чем вознаградит этих последних фермеров за сумму налога. Они сохраняют за собою эту выгоду во все продолжение своей аренды, но по истечении этого срока она перейдет к их землевладельцам. Итак, вот каково было бы действие налога в пользу бедных при возрастающем благосостоянии общества; но при состоянии неподвижном или отсталом, если бы было невозможно извлечь капиталы, употребленные на обработку земель в случае увеличения уровня налога, то часть его, падающая на земледелие, выплачивалась бы в продолжение аренды фермерами; по истечение же ее сроков она почти целиком падала бы на землевладельца. Фермер, который в продолжение срока своей прежней аренды посвятил бы свой капитал на земледельческие улучшения при сохранении за собою земли, выплачивал бы этот новый налог соразмерно новой ценности, которую земля приобрела бы вследствие ее улучшений, и был бы принужден платить таковой в продолжение всей свой аренды, хотя бы прибыль его вследствие этого стала ниже общего уровня, ибо капитал, который он затратил, может до такой степени слиться с землею, что нельзя ему будет отделиться от нее. В самом деле, если бы он или его хозяин (предполагая, что капитал израсходован последним) могли извлечь этот капитал, уменьшая, таким образом, годичную ценность земли, то пропорционально этому уменьшился бы и налог; а так как количество произведений было бы в то же время уменьшено, то цена их возросла бы; фермер был бы вознагражден за налог, тяжесть которого была бы переложена на потребителя, а рента оставалась бы совершенно от нее свободна. Но это невозможно, по крайней мере относительно известной части капитала, и, след., в такой пропорции налог взносился бы фермерами в продолжение их аренды и землевладельцами по истечение срока ее. Этот добавочный налог, насколько он падал бы с особенною тягостью на фабрикантов, чего на деле не существует, был бы при таких обстоятельствах присоединен к цене их товаров, ибо нет оснований опускаться их прибыли ниже общего уровня, когда капиталы их легко могут быть переведены в земледелие[32].

Глава XIX. О внезапных изменениях в направлениях торговли

Великая мануфактурная страна особенно подвергается временным переменам и случайностям, вытекающим из передвижения капиталов из одного помещения в другое. Спрос на земледельческие продукты однообразен и не находится под влиянием моды, предрассудка или каприза. Для сохранения жизни необходима пища, и поэтому спрос на средства существования должен поддерживаться во всякое время и повсюду. Нельзя сказать того же относительно мануфактурных предметов, спрос на которые зависит не только от потребностей, но также и от вкуса и каприза покупателя. Сверх того, новый налог может уничтожить сравнительные выгоды, извлекаемые страною из производства известного товара, или военные обстоятельства могут настолько увеличить фрахт и риск по перемещению товара, что последний не будет долее в состоянии выдерживать соперничество с внутренними произведениями той страны, в которую он первоначально вывозился. Во всех подобных случаях те, кто затратил капитал на производство таких предметов, испытают значительные бедствия и, без сомнения, понесут известные потери. Зло этого рода почувствуется не только во время перемены, но также и в течение всего того промежутка времени, в продолжение которого промышленники будут переводить свои капиталы и находящийся в их распоряжении труд из одного помещения в другое.

Зло почувствуется не только в той стране, в которой возникли эти затруднения: оно распространится также и на те страны, куда первоначально вывозились ее товары. Ни одна страна не может долго ввозить, не вывозя в то же время, точно так же как ни одна не может долго вывозить, не ввозя. Если случается, след., какое-нибудь обстоятельство, которое в течение продолжительного времени препятствовало бы стране ввозить обыкновенное количество иностранных товаров, то производство некоторых из числа тех предметов, которые обыкновенно вывозились, необходимо подвергнется уменьшению, и хотя ценность совокупного производства страны испытает от этого лишь незначительное изменение, если затраченный капитал остается один и тот же, но этот продукт не будет уже ни в таком изобилии, ни так же дешев; и перемена в употреблении капиталов повлечет за собою большое бедствие. Если путем употребления 10 000 ф. ст. на фабрикацию бумажных тканей, предназначенных к вывозу, мы будем ввозить каждый год 3000 пар шелковых чулок ценностью в 2000 ф. и если вследствие перерыва в иностранной торговле мы будет принуждены извлечь этот капитал из фабрикации бумажных тканей, чтобы употребить его на фабрикацию чулок, то мы будет продолжать получать чулки ценностью в 2000 ф., при том условии, что капитал вполне остался цел; но в таком случае вместо 3000 пар чулок мы могли бы получить только 2500 пар. При переходе капиталов из производства хлопчатобумажных тканей в производство шелковых чулок могли бы наступить значительные бедствия, которые, однако, не сопровождались бы уменьшением ценности национальной собственности, хотя и могли бы уменьшить наше годичное производство[33].

Война, начавшаяся после долгого мира, или мир, следующий за продолжительной войной, производят вообще большие замешательства в торговле. Это значительно изменяет природу помещений, в которые были прежде затрачены соответствующие капиталы каждой страны, и в течение того промежутка времени, когда они приспособляются к положению, которое новые обстоятельства сделали наиболее выгодным, значительная часть постоянного капитала остается в бездействии, быть может, даже совсем уничтожается, а рабочие лишаются части работы. Бедствие это будет продолжаться более или менее долго, смотря по степени того отвращения, которое испытывает большая часть людей, – покидать помещение своего капитала, к которому привыкли издавна. Бедствие часто еще более усиливается ограничениями и запрещениями, которые порождаются нелепою завистью, существующею между различными государствами торгового мира.

Бедствие, происходящее от изменения в направлениях торговли, часто смешивают с бедствием, сопровождающим уменьшение национального капитала, и с отсталым состоянием общества, и, быть может, нелегко было бы установить некоторые признаки для проведения точного различия между тем и другим.

Но когда это бедствие дает себя чувствовать непосредственно вслед за переходом от войны к миру, то сведения, которые мы имеем о существовании подобной причины, делают весьма вероятным то мнение, что фонды на содержание рабочих были скорее отведены от своих обыкновенных каналов, нежели существенно уменьшены, и дают право надеяться, что после временных страданий благосостояние народа снова увеличится. Нужно также припомнить, что отсталое состояние общества есть всегда ненормальное состояние. Отдельный человек переходит от детства к мужественному возрасту; после этого силы его начинают падать и, наконец, он умирает. Но такой путь не есть путь наций: если нация раз приобрела наибольшую силу, то, быть может, она не будет в состоянии идти дальше подобной границы; но естественное ее стремление состоит в том, чтобы в течение столетий продолжать поддерживать свое богатство и население на одном и том же уровне благосостояния.

В странах богатых и могущественных, где затрачено много капиталов на машины, бедствие, происходящее вследствие изменения в направлении торговли, будет более чувствительно, нежели в странах более бедных, где сравнительно меньше постоянного и больше оборотного капитала, и где, след., более значительная часть работы производится ручным трудом. Оборотный капитал не так затруднительно извлечь из того помещения, в которое он может быть затрачен, как капитал постоянный. Часто бывает невозможно перевести машины, построенные, быть может, для одного рода мануфактуры, в мануфактуру другого рода; но пища, одежда и жилище рабочего в одной отрасли занятий могут одинаково служить рабочему в других отраслях труда, или тот же самый рабочий может получать ту же пищу, ту же одежду, то же жилище, хотя бы он был употреблен на другое занятие. Но это зло есть одно из тех, которым должна подвергаться богатая нация, и жаловаться на это имело бы не более смысла, как и богатому купцу печалиться о том, что корабль его подвергнется морским опасностям в то время, как хижина его бедного соседа находится в защите от всех таких случайностей. Самое земледелие не изъято от подобных случайностей, хотя подвергается им в меньшей степени. Война, прерывающая международную торговлю, часто мешает вывозу хлеба из тех стран, в которых он может производиться с незначительными издержками, в другие страны, которым в этом отношении природа менее благоприятствует. При подобных обстоятельствах в земледелие направляется необыкновенно большое количество капитала, и страна, которая прежде ввозила хлеб, становится независимою от иноземной помощи. С окончанием войны препятствия к ввозу прекращаются и начинается пагубное для туземного производства соперничество, от которого он не может уклониться, не принося в жертву значительной части своего капитала. Лучшим образом действий для государства было бы взимать налог – ценность которого уменьшалась бы время от времени – с ввозимого в страну иностранного хлеба в продолжении ограниченного числа лет, чтобы доставить туземному земледельцу удобства для постепенного извлечения его капитала из земледелия[34].

Принимая такую меру, страна, быть может, не давала бы своему капиталу наиболее выгодного распределения, повременный налог, которому она подчинилась бы, приносил бы выгоды отдельному классу общества, капитал которого был употреблен в высшей степени полезно, потому что доставлял надлежащее количество пищи во время остановки ввоза. Если бы следствием подобных усилий, сделанных в критическую эпоху, была бы опасность разориться по окончании затруднений, то капитал избегал бы подобного употребления. Кроме обыкновенной прибыли на капитал фермер мог бы надеяться на вознаграждение за тот риск, которому он подвергается во время внезапного прилива хлеба, и, след., цена хлеба для потребителя в то время, когда последний имел бы большую нужду в припасах, возрастала бы не только вследствие увеличения издержек производства хлеба внутри страны, но еще и от страховой премии, которую он был бы принужден уплачивать за специальный риск, сопровождающий это употребление капитала. И хотя бы для страны ввоз хлеба по дешевой цене представлял более значительную выгоду, несмотря на какое бы то ни было пожертвование капиталом, но тем не менее, быть может, следовало бы желать, чтобы в течение нескольких лет взималась с этого товара ввозная пошлина.

Рассуждая о ренте, мы видели, что при каждом увеличении предложения хлеба и соответствующем уменьшении его цены извлекаются капиталы из худших земель, а участки лучшего качества, которые в таком случае не платят ренты, делаются мерилом, регулирующим естественную цену хлеба. При цене в 4 ф. за кв. могла бы обрабатываться земля низшего качества, которую можно обозначить № 6; при цене в 3 ф. 10 шилл. обрабатывался бы № 5; при цене в 3 ф. – № 4 и т. д. Если бы хлеб вследствие постоянных урожаев упал до 3 ф. 10 шилл., то капитал, употребленный на № 6, перестал бы функционировать, так как он приносил бы обыкновенную прибыль только при цене хлеба в 4 ф., хотя бы и был избавлен от ренты. Итак, он был бы извлечен для помещения в производство таких продуктов, посредством которых был бы куплен и ввезен весь хлеб, возделываемый прежде на № 6. В этом новом помещении он необходимо приносил бы более значительную выгоду своему владельцу, или он не стал бы извлекаться из прежнего помещения; ибо, если бы владелец не мог получить более хлеба, покупая его за произведенный им мануфактурный товар, чем получал он с земли, за которую не платил ренты, то цена хлеба не могла бы быть ниже 4 ф.

Однако утверждали, что нельзя извлечь капитал из земли, потому что он обращается на расходы, которые уже невозможно возвратить, каковы удобрение, ограды, осушение и т. д. – т. е. улучшения, по необходимости неотделимые от почвы. До некоторой степени это справедливо; но капитал, который состоит из рогатого скота, овец, запасов сена или хлеба, телег и т. д., может быть извлекаем. Должны ли эти предметы по-прежнему быть употребляемы на ферме, несмотря на низкую цену хлеба, или же их следует продать и употребить их ценность на что-нибудь другое, – это составляет дело простого расчета.

Допустим, однако, что указанное предположение истинно и что нельзя было бы извлечь ни малейшей части капитала[35]; в таком случае фермер продолжал бы производить хлеб, и притом совершенно одинаковое его количество, какова бы ни была цена хлеба, так как не в его интересе было бы производить менее, и если бы он не употреблял своего капитала таким образом, то он не получал бы с него никакой выручки. Хлеб нельзя было бы ввозить вовсе, ибо фермер охотнее продавал бы его ниже 3 ф. 10 шилл., чем оставлял бы его непроданным, а, согласно нашему предположению, негоциант, ввозящий хлеб из чужих стран, не мог бы продавать ниже этой цены. Итак, хотя фермеры, возделывавшие земли этого качества, несомненно, потерпели бы от понижения меновой ценности своих товаров, но насколько это касалось бы страны? Мы располагали бы тем же самым количеством продуктов всякого рода, но сырые произведения земли и хлеб продавались бы гораздо дешевле. Капитал страны состоит в ее товарах, а так как они оставались бы прежние, то и воспроизведение их придерживалось бы прежнего уровня. Эта низкая цена хлеба приносила бы, однако, обыкновенную прибыль на капитал только с участка № 5, который в этом случае не платил бы ренты; а рента всех земель высшего качества понизилась бы; вместе с тем понизилась бы и задельная плата, а прибыль возросла бы.

Как бы низко ни упала цена хлеба, но если бы капитал не мог быть извлекаем из земли и если бы спрос не увеличивался, то ввоз хлеба был бы невозможен, ибо страна производила бы то же количество, как и прежде. Хотя бы про-дукт разделялся иначе, хотя бы некоторые классы общества и выиграли, а другие проиграли, целая сумма производства была бы совершенно одинакова с прежней, и нация, взятая коллективно, не была бы ни богаче, ни беднее.