— Ваше мнение по поводу происшествий у приюта Шахен? И что вы думаете по поводу «Шахенского дьявола»? — эти вопросы мы задали вчера он-лайн. Несколько известных общественных деятелей нашего округа также высказали свое мнение. Вначале бургомистр города:
«Прискорбный несчастный случай, который происходит настолько редко, что его нельзя назвать „типичным“ для курорта, как это делается в прессе по всей стране».
«Это следует рассматривать дифференцированно. Участники подвергались опасности, что собственно и привлекает в таких мероприятиях. Приключение закончилось сравнительно благополучно, и это надо помнить в первую очередь. Кроме несчастной женщины, которую засыпало снегом, все закончилось хорошо».
«Не считая того, что новое слово, которое было образовано в связи с этим свершившимся нападением, по официальным „Правилам немецкой орфографии“ (§ 47 „Сложные слова с одним именем собственным или географическим названием в качестве наименования вида“) пишется не через черточку („Schachen-Teufel“), а слитно („Schachenteufel“), потому что в данном случае это сложное слово с первоначальным географическим названием используется как наименование вида), я все же думаю, что наша славная полиция скоро во всем разберется».
«Повесить их надо, мерзавцев! (Надеюсь, сейчас хотя бы правильно написано?!)»
«Подъем в горы — это вам не хальма».
— Шеф, у вас есть несколько минут для интервью? На улице уже ждут несколько журналистов.
— Пожалуйста, отправьте их в пресс-службу.
— У нас есть пресс-служба?
— Нет, но этим мы выиграем немного времени.
— То есть я их обнадежу.
— Да, сделайте это.
Йоганн Остлер, который только что просунул голову в дверь, снова вышел и терпеливо объяснил журналистам, почему, например, следственную группу во главе с комиссаром Еннервайном называли именно СГ «Куница». Нападение «Шахенского дьявола», как он теперь везде назывался, было у всех на устах, общественность ждала результатов. Йоганн Остлер мужественно удерживал позицию, отвечал на одни и те же вопросы и отбивал атаки журналистской своры. Поэтому в совещательной комнате полицейского участка не было времени для перекуров без курения. Здесь судорожно работали. У каждого из группы были фотокопии предыдущих пяти писем Куницы, каждый знал их теперь наизусть. Николь Шваттке проделала всю работу, выловила первые четыре письма с уведомлением из главных архивов различных полицейских служб. Все были написаны от руки — и именно поэтому их не приняли всерьез.
— Мы придерживаемся нашей прежней линии, — сказал Еннервайн. — Пока мы на сто процентов не будем уверены, что Шахенское покушение связано с новогодним покушением, мы ничего не будем сообщать общественности. А это только для вас, Мария: вы рискнете сделать первый анализ?
— Надеюсь, вы не ждете от меня чудес, — начала Мария, — так как для точного установления профиля личности еще слишком рано. Но то, что при чтении этих писем сразу бросается в глаза — и вероятно, должно бросаться в глаза, — это слишком много информации. Он заваливает нас возможностями, кем он мог бы быть, и именно этим он отводит наш взгляд от его действительной характеристики.
— Есть ли примеры такого рода признательных писем? — спросил Штенгеле.
— Такое мне неизвестно. Он насмехается над нами и над работой полицейских. Наверняка такое бывало и раньше. Но он насмехается над самой спецификой работы. Я не слышала еще ни об одном случае, где бы кто-то так четко очерчивал наши границы.
— Может ли это быть кто-то из полицейской службы? — спросила Николь Шваттке. — Ушедший досрочно на пенсию и поэтому разочарованный бывший коллега? Или уволенный по какой-то причине госслужащий?
— Возможно. Но не стал бы он сообщать еще больше деталей из полицейских будней? Не доставил бы он себе еще больше удовольствия, излагая еще в более смешном свете порой очень скудные результаты работы профайлеров?
ebooksa