Пропавшие девушки

22
18
20
22
24
26
28
30

На мгновение задумываюсь, стоит ли посвящать в это Аву. Я так давно никому не говорила всю правду. И я боюсь, что, когда это произойдет, стоит рассказать что-то одно, как тут же всплывет все остальное. Мне всегда интересно, сколько я смогу раскрыть, прежде чем человека начнет от меня тошнить.

— Он узнал через несколько месяцев. Примерно через столько же, сколько мне потребовалось, чтобы забеременеть, — отвечаю я. — Честно говоря, это был самый очевидный исход. На редкость банальный. К тому времени мы с Эриком почти не занимались сексом.

— Но ты… — говорит Ава.

— Спала с другими мужчинами. Со множеством мужчин. Ага, — отвечаю я, проводя пальцами по волосам, пытаясь побороть смущение, которое всегда сопровождает ощущение уязвимости.

— Ага. Я тоже однажды забеременела, — говорит Ава. — В ординатуре. Кстати, сразу после того, как Колину вынесли приговор.

Глядя на нее, я понимаю, как она молода. Всего на несколько лет старше меня. Иногда она похожа на девочку, которая так умело носит маскарадные костюмы, чтобы весь мир вдруг забыл, что она еще ребенок. И тогда я осознаю, как много у нас общего. Нас обеих принимают за тех, кем мы притворяемся.

— Помню, думала, что если у меня сейчас будет ребенок, меня это убьет, на самом деле убьет, — говорит она. — Именно такие мысли мелькали у меня в голове, когда я об этом узнала. Я чувствовала, что не переживу, если придется пройти через еще какие-то трудности. Сердце как будто выжали.

— И Тед понял? — спрашиваю я.

— Да, — говорит она. И добавляет: — По крайней мере, сказал, что понял. Но я думаю, что в глубине души он знал, что после приговора Колину для меня это уже слишком. По-моему, это был единственный раз, когда он испугался за меня. Решил, что я сойду с ума и придется вызывать людей в белых халатах. Так что он согласился.

— Тед — хороший парень, — говорю я и вижу, как в ответ на это в глазах Авы отражается нежность.

— Догадываюсь, что Эрик не был таким понимающим? — спрашивает она, заранее нахмурившись.

— Я подумывала скрыть это от него. Или сказать ему, что это его ребенок. Но вышло так, что я не могла с этим жить. Видимо, все-таки есть границы, которые я не могу переступить, — говорю я.

Даже сейчас я не могу забыть опустошение Эрика. То, как он повторял мои слова, как будто учил язык, отрабатывая иностранные звуки, прежде чем понять их смысл. На мгновение я решила, что ранила его так сильно, что он утратил дар речи.

Его гнев принес мне облегчение. Сжатые на коленях кулаки. Это я могла вытерпеть. Горячее дыхание, с шипением вырывавшееся изо рта. Но долго это не продлилось, как бы мне этого ни хотелось. Он никогда подолгу не злился, мой Эрик. Его ярость выгорела, и он обмяк, подавшись вперед и закрыв лицо руками. Я встала на колени рядом с ним на полу, но не могла успокоить его. Я умоляла его сказать мне, что делать.

— Андреа ходила со мной.

— Хорошая подруга, — говорит Ава.

И я киваю, но на самом деле она не знает всей значимости этого.

— У нее через три недели должна была родиться дочь, — отвечаю я, вспоминая плотный свитер, который она надела в тот день, хотя, несмотря на все ее усилия, он не сумел скрыть живота. — Ты когда-нибудь видела, что бывает, когда женщина на девятом месяце беременности заходит в клинику абортов?

— Протестующие? — спрашивает Ава.

— Ага. Никогда не видела таких людей. Это как размахивать куском мяса перед сворой псов. А Андреа просто схватила меня за руку и провела через все это. Даже на девятом месяце она была сильнее меня.