Мимикрия жизни

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я никого не убивал! – опять выкрикнул Ковалев. Затем, уже несколько тише продолжил:

– Ладно, Валера… и даже Катя… Но Ивановы? Их то мне, зачем убивать?!

– Как свидетелей, – бесстрастно ответила я.

– Вы это серьезно? – он посмотрел на меня с таким отчаянием в глазах, что моя уверенность была несколько поколеблена, и я решила повернуть допрос в несколько иное русло.

– Игорь Петрович, а какие у Вас были отношения с Вальевым Валерием? Вы дружили?

– Нет, я никогда не считал его своим другом, – жестко констатировал Ковалев.

– А ведь в тот день он заходил к Вам… Зачем?

– Заходил. Но был как будто не в себе. Жаловался на всех – на брата, на Катю, на тестя с тещей… Только мне это все слушать было не с руки, вот я и прогнал его.

– Обычно с такими разговорами приходят к друзьям… – не отступала я от своего, но Ковалев перебил меня:

– Мы не были друзьями! И вообще, не думаю, что хоть кто-то в нашем городке мог назвать себя его другом!.. А в тот вечер мне показалось, что он приходил к Ивановым, но тех не оказалось дома, поэтому он, решив подождать, зашел ко мне от нечего делать. Однако меня его общество не устраивало ни тогда, ни когда-либо еще.

– Вы не ссорились? Не ругались? Драки не было между вами? – почему-то решила уточнить я.

– Нет, – ответил Ковалев твердо, – хоть он и был мне неприятен, но выставил я его без ссоры и драки.

– Игорь Петрович, Вы ведь знаете о первой судимости Вальева, – решила я обратиться к прошлому. – Вы проходили свидетелем по тому делу?

– Вы ведь, наверное, читали то дело, что ж спрашиваете… – Ковалев ответил недовольно, но как-то вдруг чересчур спокойно. На него как будто вновь накатила апатия, как в начале допроса.

– А почему Вас подозревали в соучастии тогда? – не отставала я.

Ковалев, видимо, решил не уходить больше от вопросов и, успокоившись, ответил:

– Валера, собираясь совершить ту кражу, предложил мне пойти с ним, но я отказался. Я в такие игры не играю. К тому же у меня тогда мама сильно болела, и случись со мной что, она бы не вынесла… Валерий настаивал, но я не соглашался. Его же отговаривать было бесполезно. Он жутко упрямый. Если втемяшит себе что-то в голову… Он пошел на кражу один, а на следствии оговорил меня. Хотел отомстить, таким образом. Однако адвокат, которого ему нанял брат, вразумил его, что в этом случае преступление будет оцениваться, как совершенное группой лиц, а это повлечет более жесткое наказание. Поэтому Валера впоследствии стал отрицать мое участие в краже и признался, что оговорил меня, так как я отказался ему помочь в этом деле. К тому же, у меня на момент совершения Валерием кражи было алиби…

– Какое?

– Антону, брату Валеры, нужна была помощь в ремонте его машины. Я тогда сильно машинами интересовался и когда Антон попросил меня помочь, то согласился с радостью. Мы тогда весь день провозились, с утра до вечера… И соседи нас видели.

Похоже алиби у него действительно на тот момент было. А в нашем деле? Была ли у него реальная возможность совершить то, в чем мы подозреваем Вальева? А почему бы и нет?.. Услышал у соседей шум. Прибежал на него. Увидел, что Вальев угрожает Кате ружьем, вернее, увидел ее раненую. Взыграли чувства: ревность, ненависть… Какой-то хитростью сумел скрутить Вальева. По внешним данным он выглядит и выше, и сильнее Валерия. Сумел выхватить у того ружье и выстрелить в него. Ивановы, испугавшись трупа, стали обвинять Ковалева, осуждать, а он, находясь в возбужденном состоянии и пытаясь скрыть уже совершенное преступление, выстрелил в каждого из них. Они для него свидетели. Почему же он не убил Катю? Она тоже свидетель. Любовь… его остановила любовь к ней. А ее что остановило? Почему она его не сдала? Страх? Или тоже любовь? Но он утверждает, что она его никогда не любила. Это он так говорит, а можно ли ему верить? Нет, все равно какая-то фантасмагория получается! Даже если допустить, что Катя влюблена в Ковалева, то, что это за любовь такая, если она позволяет покрывать убийцу своих родителей?!. Любовь к мужчине сильнее любви к родителям?!. Нет, нет и нет! Такого не может быть! Не верю!.. Черт, опять из меня вылез Станиславский.