Или… или он схватит тот длинный нож и вонзит его Ему в склоненную шею.
Но мгновение прошло, и Учитель перешел к тому, кто лежал рядом с Иудой.
Потом совершали вечерю.
Вдруг Учитель побледнел… Какое-то странное возбуждение овладело Им. Он возмутился духом.
И, смотря прямо пред Собою, Он сказал громко и отчетливо, так, что Иуда вздрогнул:
– Истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Впрочем, Сын Человеческий идет по предназначению. Но горе тому человеку, которым Он предается. Лучше было бы этому человеку не родиться.
Испуганные, опечаленные, растерянные, не доверяющие друг другу и себе, ученики с нежностью и слезами спрашивали:
– Не я ли, Господи?
И Иуда спросил: «Не я ли?»
И тихо, так, что слышал один Иуда, Он сказал: «Ты говоришь».
И Он, взяв хлеб и благословив, преломил его, воздав хвалу Богу, и, раздавая ученикам, сказал: «Примите, ядите, сие есть тело Мое». И, взяв чашу и благословив, и воздав хвалу Богу, подал им и сказал: «Пейте из нее все: сия есть кровь Моя Нового Завета, за вас и за многих изливаемая, во оставление грехов».
То, о чем Он говорил в Капернаумской синагоге, совершилось. Знали, что, когда придет Мессия, Он устроит великолепное пиршество в роскошном дворце, окруженном легионами воинов и бесчисленных рабов. При громких победных криках Мессия-Царь предложит собравшимся пышную и невиданную драгоценную трапезу. Это будет пир для всего мира, по крайней мере для всех верных. Он положит конец голоду и нищете.
Но это – не чаемый Мессия, это безумный, странный Мессия-нищий. Его пир – вечеря в потаенной горнице под страхом казни. Вместо рабов Он Сам служит возлежащим, приклоняясь к земле и умывая их ноги.
И на Его трапезе не видно много яств. Он дает пирующим только Свою приготовленную к смерти Плоть в этом чистом пшеничном хлебе и Свою Кровь в прозрачной и искрящейся влаге этой чаши.
Этим единственным даром, кровью Своего сердца – Собою Самим, хочет Он возрадовать мир и утолить его голод и жажду.
Его час пришел. Вот час, о котором Он говорил в Кане.
Конец сходится с началом. Чудо первой с чудом последней ночи.
Вода, ставшая вином, ныне претворяется в кровь.
И не совершается ли здесь тоже брак, тот брак, о котором Он говорил так часто – брачный пир Царского Сына?
Последней и страшной тайной обручается Он с учениками и с миром. Соединяется последней, роковой связью. Ее уже нельзя разрушить, не уничтожив себя.