Книга Иуды

22
18
20
22
24
26
28
30

Кто-то смеялся грубо и весело.

Несколько солдат рядом о чем-то спорили, кажется, о чем-то совсем постороннем.

Иуда отвернулся и пошел к выходу.

Вслед за ним летели звуки ударов, и так странно было, что все, казавшееся таким сложным, трудным и громадным, так просто и грубо разрешается этими звуками.

Выходя, услышал громкий голос Петра и испугался. Петр, должно быть, как там, в Кесарии, говорит, что Он – Сын Божий, и спорит. Если он еще не схвачен и увидит Иуду, то размозжит ему голову. Но, вслушавшись, удивился и успокоился.

Петр, волнуясь и запинаясь, божился и клялся, что не знает Сего Человека.

И Иуда подумал, что он не один.

Потом был в толпе пред дворцом прокуратора. Стоял с самого края, прячась у крыльца дома.

Там, впереди, были самые яростные, настаивающие, по наущению священников, на Его смерти. Здесь, сзади, больше было любопытных.

Ходили разные слухи. Кто-то рассказывал, что утром у священников было волнение. Говорили, что идет громадная толпа исцеленных Им калек, прокаженных и бесноватых, во главе с воскресшим Лазарем, требовать Его освобождения.

Но никто не пришел – и успокоились. Ждали чуда.

Рядом с крыльцом, где стоял Иуда, были две женщины: одна – еще не старая, другая – почти ребенок, всхлипывала и плакала навзрыд. Старшая ее утешала, говорила, что чудо, наверное, будет, хотя, кажется, сама в это верила плохо.

Другие ждали больше из любопытства, спорили.

Одни говорили, что Он Сам совершит чудо; другие – что Небо откроется, как было однажды на Иордане и недавно здесь, в Иерусалиме, и заговорит Его Отец.

Но чуда не было.

Отец молчал.

И когда Его вывели к народу – толпа увидела Его изменившееся лицо и окровавленное тело, и стало ясно, что ждать нечего. И все, что знали о Нем раньше, показалось сказкой, несбыточной и невозможной.

Тогда стали требовать Его смерти упорно и неотступно.

Когда вечером того же дня Иуда подходил к опустевшей Голгофе, первое, что он увидел, был крест одного из разбойников: тяжелое мертвое тело повисло, как будто сидя на деревянной перекладине. В оскаленных зубах, казалось, еще дрожала хула…

Потом увидел Учителя…