Повести. Дневник

22
18
20
22
24
26
28
30

Происходил у меня обед, довольно веселый, по случаю приезда Григоровича. Вечером он и я были у Пашиньки, кончили же у Некрасова. Гаевский и Марья Александровна напрасно прождали нас в этот день.

Воскр<есенье>, <15 января>.

В 7 часов вечера, когда я собирался за неимением лучшего к Марье Львовне, является какой-то господин, вида мне совершенно неизвестного. Оказалось, что это Салтыков, милейший мой товарищ[980], 8 лет проживавший в Вятке и ныне возвращенный из изгнания. Он женится — одним словом, разговор наш преисполнен был изумительными вещами. Я был рад страшно. Заезжали к Каменскому.

Понед<ельник>, <16 января>.

Сделал визит Юрию Толстому и не застал. Обедал у брата, вечер провел у Тургенева с многочисленной компанией и славянофилом Хомяковым в славянской одежде. Было скучновато на вечере. Взбесил меня вечером Каменский своею запискою. Мы согласились с Салтыковым быть у него во вторник, он просит переменить день, ибо играет в карты у Самсоновых. Если бы это был отдельный факт, оно бы ничего не значило, — но я (дай бог мне ошибаться) давно уже подмечаю в Каменском нечто неладное. Вот до чего доводит служба, чиновничество, конкубинат[981] и в особенности постоянная страсть к компании людей низшего с нами образования, людей, от нас зависящих и стало быть нам поклоняющихся! Вот и плод от компании Титова и разных чиновников. Товарища, 8 лет не виданного, меняют на карточный вечер. И почем знать, может быть, ссылка в Вятку уже скорей вредит Салтыкову в глазах Каменского? Увы! увы! а впрочем не увы! я благословляю судьбу, исторгшую меня из службы и дозволившую мне жить независимо.

17 января, <вторник>.

К удовольствию моему, я отчасти ошибся насчет Каменского, — дело устроилось, в среду обедают у меня, а в четверг вечер у Каменского. По обыкновению обедал у Некрасова, были там, кроме Боткина, Тургенев, Ковалевский, Гончаров и Чичерин, и Анненков. После обеда я немного спал под общий говор, спал и Гончаров, перед тем услаждавший нас рассказом о приезде провинциального племянника. А в понедельник вечером был раут у Тургенева по случаю приезда Хомякова. Народу набралось такое число, что от курения стоял столб дыма. Я ушел без ужина. Хомяков не произвел на меня ни дурного, ни хорошего впечатления. Одет он глупо, но говорит довольно умно, только черт знает о чем — о русских князьях, гласных и грамотах[982]. Чичерин, как специалист, ловил его неоднократно в поверхностных показаниях. Вечер же вторника кончен был у Григория с неизбежным лото, m-me Мердер, Назимовым и так далее. Софья Николаевна дарит мне две китайские чаши, с уговором написать кое-что для нее собственно. Условия не тягостные, но мне хочется подарить ей альбомчик с произведениями разных писателей.

<18 января>, среда.

В среду утром ездил много! Вчера на вечере Самсонов, Гадон и разные преображенцы упросили меня съездить к Тимму. Дело в том, что у них домашний театр в пользу приютов, и по хлыщеватости, свойственной всему человечеству вообще и Преобр<аженскому> полку в особенности, им желательно видеть свой фестиваль описанным и нарисованным. Отчего же не потешить человечество? Тимма застал я больного, но встречен был по-товарищески. Говорили о Берге и его картинках. От него к Лажечникову — не застал. Оттуда к Раулю, оттуда в компанию громоздких движимостей, где Росляков рекомендовал японскую вазу. Ваза не очень мне понравилась. Обедали у меня обломки нашей канцелярии — Салтыков, Толстой, Сатир и Каменский. Было весело, — пили здоровье Салтыкова и Толстого, как нового супруга. Болтали и смеялись до 9 часов, потом я с Юрием кончил вечер у Тургеневых. Ольга Александровна что-то бледна.

<19 января>, четверг.

Вчера кончил Крабба, около 8 месяцев заняла эта работа. Переводил «Лира», дело двигается, хотя не с великой быстротою. Обедали у нас брат с женой, Саша и Маша. Дети были очень хороши и веселы. Был на двух вечерах — сперва у Краевского, потом у Каменского. Ужинали и вновь пили здоровье Салтыкова. Были, кроме нас 4, еще Титов и Коведяев, с годами все становящийся скандалезнее.

Понедельник, 30 января.

Журнал запущен более чем за полторы недели. Начнем по дням.

Пятница, <20 января>. Обед в Шахматном клубе с малым количеством гостей. Играли в кегли с Маркевичем, Гаевским и Заблоцким. Вечер кончил на чердаке, у одной старой подруги по чернокнижию.

Субботы и следующих дней до четверга хорошенько не помню. В четверг увидал Фета у Краевского (впрочем в субботу, припоминаю, был у Краевского премиленький детский вечер), оттуда поехал я в маскарад. Там было много моих знакомых и незнакомых. Catherine Шереметева. Развязка по поводу маленькой таинственной маски. Михайлов и Полонский. Я чувствую себя совершенно неспособным влюбляться.

Пятница, 27 янв<аря>. Боткин уехал в Москву, невзначай. (Припоминаю прошлый понедельник — был в театре русском. «Ревизор» выполняется нехорошо и даже местами отвратительно. «Русские святки»[983] не что иное, как пастиш[984], весьма слабый. Знаменитая Владимирова мне не полюбилась, она чересчур походит на картинку из кипсека[985]. Обед в Шахматном клубе был из самых великолепных. Фет, Тургенев, брат Григорий, Языков, Иславин, Майков 2, Гончаров, Краевский. После обеда Горбунов производил свои рассказы, учиняющие большое впечатление. В Горбунове есть что-то доброе и ласковое, заставляющее им интересоваться. Видел еще Ростовского-Долгорукова и др.

Суббота, <28 января>. Полное разъяснение маленькой таинственной маски и истории влюбленного Михайлова[986]. Обедали у меня Трефорт, Михайлов и Григорович. После обеда сей последний муж морил меня со смеху, рассказывая свои авантюры в Пассаже. Потом с Михайловым поехали на вечер к Штакеншнейдеру, где происходило нечто чернокнижное. Представьте себе великолепный дом, наполненный престранным сбродом из художников, писателей второго разряда, разных дам более или менее приличного вида, любителей домашнего спектакля и т. д., дом, где хозяев почти не существует и где никто о них не заботится. Обещал для домашнего спектакля нашу «Школу гостеприимства»[987]. Видел черт знает кого — Греча, Щербину, Кожевникова, Ф. Глинку, А. Брюлова, Моллера, Горавского, Гебгарта. Уехал домой без ужина.

Тургенев сообщил мне под секретом, что Велеурский поручает Григоровичу надзор за своими имениями около Тулы. Тут только остается поставить ряд знаков восклицания!!!!!

Воскрес<енье> <29 января>. Утром набрасывал на память «Школу гостеприимства». Были у меня Михайлов и милейший старичок Лажечников. Обедали у Некрасова с вернувшимся баши-бузуком Толстым[988], Тургеневым, Гончаровым и Григоровичем. После обеда читали предполагаемое собрание очищенных творений Фета[989]. Впечатление осталось отличное. Il у a la de la grande poesie[990]. Вечер кончил у Марьи Львовны.

<2 февраля.>