Даниэль Деронда

– Вы всегда думали только о том, что можно сделать, чтобы помочь мне. Я доставляла столько хлопот! Как вы могли о чем-то мне рассказать?

– Возможно, вас чрезвычайно удивит то обстоятельство, что я лишь недавно узнал, кем были мои родители, – продолжил Деронда.

Гвендолин ничуть не удивилась, а лишь утвердилась в своих предположениях. Деронда не стал медлить.

– Причина нашей встречи в Генуе заключается в том, что я поехал туда ради встречи с матерью. По ее желанию я вырос в полном неведении о своем происхождении. Она рассталась со мной после смерти отца, когда я был еще совсем маленьким. Сейчас матушка серьезно больна, а потому сочла необходимым открыть правду, которую таила лишь потому, что не хотела, чтобы я знал о своем еврейском происхождении. Да, я еврей.

– Еврей! – изумленно воскликнула Гвендолин с видом глубочайшего разочарования, как будто глотнула горького, лишающего ясности мысли снадобья.

Деронда покраснел и замолчал, в то время как она опустила глаза, словно пытаясь на полу найти выход среди множества обрывочных представлений и воспоминаний. Наконец, придя к какому-то решению, она посмотрела на Деронду и спросила:

– Разве это что-то меняет?

– Для меня изменилось очень многое, – убежденно ответил Деронда, однако не смог продолжить с той же уверенностью: его поразила пропасть, открывшаяся между ним и Гвендолин. Они будто говорили на разных языках.

Гвендолин снова задумалась и с глубоким чувством заключила:

– Надеюсь, вам не о чем сожалеть. Вы точно такой же, каким были до того, как стали евреем.

Она хотела заверить, что внешние обстоятельства не могли изменить ни ее отношение к нему, ни его влияние.

– Это открытие вовсе не доставило неприятных переживаний, – пояснил он. – Дело в том, что я уже был готов к познанию истины и очень обрадовался. Подготовила меня к этому близкая дружба с выдающимся иудеем, чьи прозрения оказались настолько значительными, что я решил посвятить лучшую часть своей жизни их воплощению.

Гвендолин снова ощутила потрясение и разочарование, однако теперь к этим чувствам присоединилась тревога. Она взглянула на него, по-детски приоткрыв рот, и поняла, что не в состоянии в полной мере постичь силу и глубину его ума.

– В скором времени мне придется на несколько лет уехать из Англии. Определенные цели требуют отправиться на Восток.

Это заявление прозвучало понятнее, но оттого показалось еще более тревожным. У Гвендолин задрожали губы.

– Вы вернетесь? – спросила она, глотая слезы.

Деронда не смог усидеть на месте. Он встал и отошел к камину. Гвендолин вытерла глаза и повернулась к нему в ожидании ответа.

– Если останусь в живых, – произнес Деронда. – Когда-нибудь.

Оба погрузились в молчание: он не мог решиться произнести ни слова; она явно обдумывала то, что собиралась сказать.

– Что вы собираетесь делать? – наконец очень осторожно спросила Гвендолин. – Смогу ли я понять ваши идеи, или слишком невежественна для этого?