Дневник Великого Князя Константина Константиновича. // ГАРФ. Ф. 660. Оп. 1. Ед. хр. 63.
Недавно, 14-го, жена завтракала у Их Величеств и возмущалась поведением Наследника, который однако почти на 2 года старше Веры: он сидел развалившись, плохо ел, облизывал тарелки, дергал других. Государь часто отворачивался, может быть, чтобы не иметь необходимости выговаривать, а Императрица журила старшую дочь Ольгу за то, что она, сидя рядом с братом, не унимала его. А Ольга не может с ним сладить.
Дневник Великого Князя Константина Константиновича. // ГАРФ. Ф. 660. Оп. 1. Ед. хр. 63.
Я не стану говорить о тех условиях, среди которых росла Императрица, о тех влияниях, которыми определилось Ее развитие и которые повлияли на формирование Ее характера. Все это теперь достаточно известно. Своего будущего супруга Она увидела впервые среди блеска русского Двора, когда Ей было всего 14 лет, и нет никакого преувеличения сказать, что Она полюбила Его всеми силами своей резко определенной души, не знавшей компромиссов, и сохранила это чувство неприкосновенным до самого последнего своего вздоха. От своего окружения в Дармштадте Она никогда не скрывала своего юношеского увлечения и гордилась им и теми первыми лучами истинного счастья, которые заблистали в Дармштадте в первое свидание Ее с будущим Ее женихом перед помолвкою с ним. А в свою зрелую пору, уже на русском престоле, Она знала только одно это увлечение — своим мужем, как знала Она и безграничную любовь только к своим детям, которым Она отдавала всю свою нежность и все свои заботы. Это была в лучшем смысле слова безупречная жена и мать, показавшая редкий в наше время пример высочайшей добродетели.
Она вступила окончательно в русскую среду и впервые увидела ближе русскую жизнь среди глубоко трагических условий. Умирал в Ливадии в Крыму осенью 1894 г. Император Александр III. Она должна была по Его вызову срочно прибыть из Дармштадта для того, чтобы из Его рук получить благословение на брак с Наследником русского престола и принять от него два завета — любить своего мужа и свою новую родину. И Она свято выполнила эти заветы так, как Она понимала их. […] Она выработала себе три основных начала, которыми была проникнута вся Ее жизнь в России с октября 1894 года и до самого рокового дня 17 июля 1918 года, то есть в течение 24 лет. Она приняла православную веру со всею своею непосредственностью и со всею глубиною, свойственной Ее природе, и стала православною в самом законченном и абсолютном смысле слова.
Ее новое религиозное настроение, охватившее всю Ее душу, влекло Ее ко всему, что имело прямое или косвенное отношение к Церкви. Ее интересовало все, и в особенности исторические судьбы Православной Церкви. Она изучала во всех подробностях жизнь наиболее прославленных Церковью русских людей, их подвиги, их связь с наиболее известными моментами в жизни самой России, их участие в борьбе за русское национальное достоинство, за величие страны, среди выпавших на ее долю тяжелых условий пройденного ею исторического пути. Она близко изучила жизнь главнейших русских церковных центров — монастырей, которые были в Ее понимании не только местами единения верующих, но центрами тяготения к ним, как очагам просвещения и культуры русских людей, устремлявшихся к ним из самых отдаленных уголков необъятной страны. Она не упускала случая лично посещать наиболее известные церковные святыни, входила там в общение с духовенством, но, в особеннности, Ее влекло к себе проявление такого же молитвенного настроения, которое росло и крепло в ней самой, не столько в людях из интеллигентной среды, сколько в среде простого народа, который Она считала ближе к Богу и к истинному пониманию Его, нежели людей, затронутых культурой.
Это настроение Императрицы постепенно стало известным и в кругах населения, далеких от жизни двора.
Ей стали присылать старые иконы и различные предметы церковного обихода. Она все больше окружала себя ими и стала уделять еще больше времени изучению жизни русских церковных людей. По ее инициативе, на жертвуемые Ей суммы был выстроен в Царском Селе вблизи дворца, но в стороне от исторических дворцовых построек елизаветинского и екатерининского времени великолепный Феодоровский храм, сооруженный в чисто русском стиле, и оборудованный, и украшенный Ее личными заботами и исключительно по Ее прямому выбору… В нем Она устроила себе уединенную комнату, скрытую от взоров молящихся, но дававшую Ей возможность следить за всем ходом богослужения.
Туда и приходила Она чаще всего одна, в часы богослужения, а иногда и вне их, и там предавалась Она своему действительному молитвенному настроению вне всякого общения с внешним миром. Там крепла Ее вера во все чудесное, и туда удалялась Она каждый раз, когда Ею овладевали всякого рода сомнения или заботы и осложнения жизни западали в Ее душу. Близкие к Императрице часто говорили, что Она выходила из Ее уединения в молельне Феодоровского храма совершенно переродившеюся и даже какою-то просветленною, и не раз они слышали от нее, что Она испытывала в своем уединении какое-то необъяснимое для нее самой разрешение всех Ее сомнений, и самая жгучая печаль сменялась такою легкостью жить, что Она боялась только одного, как бы какое-нибудь неосторожное слово, сказанное даже самыми близкими и дорогими для нее людьми, не вернуло Ее к повседневной жизни с ее злобой и неправдой[90].
Мне приходилось на эту тему не раз разговаривать с одним из самых близких к Императрице людей — Ее фрейлиной, графиней Анастасией Васильевной Гендриковой и притом именно между половиной февраля 1912 года и декабрем 1913 года.[…]
Продолжая эту беседу, графиня Гендрикова каждый раз переходила на другую тему — на то религиозное, мистическое настроение, которое все глубже и глубже проникает все существо Императрицы. По ее словам, излюбленной темой всех интимных разговоров, которые происходят в присутствии Великих Княжон, когда нет никого посторонних, служит всегда область молитвы и самые разнообразные проявления того отношения человека к Богу, которое должно быть положено в основание всей жизни человека, если только он понимает свое призвание жить, как Она всегда выражалась, в Боге и слепом повиновении Его воле.
У Императрицы, по словам Ее фрейлины, было несколько положений, к которым Она постоянно возвращалась и которые составляли, так сказать, символ Ее веры. Она всегда и при каждом случае говорила:
«Для Бога нет ничего невозможного. Я верю в то, что, кто чист своею душою, тот будет всегда услышан и тому не страшны никакие трудности и опасности жизни, так как они непреодолимы только для тех, кто мало и неглубоко верует». «Никто из нас не может знать, как и когда проявится к нам милость Божия, так же как и то, через кого будет проявлена она». «Мы мало знаем о необъятном количестве чудес, которое всегда, на каждом шагу, оказывается человеку Высшею силою, но мы должны искать и ждать ее чудес везде и всюду и принимать с кротостью и смирением всякое их проявление».
Я умышленно остановился на том, что передавала мне гр[афиня] Гендрикова, потому что едва ли кто-либо из непосредственного окружения Императрицы был так глубоко Ей предан, как это кроткое и в полном смысле слова прекрасное существо. Она мало выдвигалась на внешнюю близость к Императрице, но Она была одной из немногих близких Императрице и Ее детям, которая доказала это своим жертвенным подвигом, о котором, быть может, не все знают. […]
Второю особенностью мировоззрения Императрицы Александры Феодоровны, которую Она усвоила себе рядом с религиозностью и постепенно восприняла как чисто политический догмат, была Ее вера в незыблемость, несокрушимость и неизменность русского самодержавия, каким оно выросло на пространстве своего трехвекового существования. Она верила в то, что оно несокрушимо, потому что оно вошло в плоть и кровь народного сознания и неотделимо от самого существования России. Народ, по Ее убеждению, настолько соединен прочными узами со своим царем, что ему даже нет надобности проявлять чем-либо свое единение с царской властью, и это положение непонятно только тем, кто сам не проникнут святостью этого принципа. В незыблемой вере в народную любовь к Себе русский Государь должен черпать всю свою силу и все свое спокойствие, и сомневаться в верности народа своему Государю могут только те, кто не знает народа, кто стоит далеко от него или не видит очевидных на каждом шагу проявлений его преданности исконным началам монархии.
Коковцов В. Н.[91] Из моего прошлого. Воспоминания 1903–1919 гг. Книга 2. М., 1992. С. 283–285, 290.
Дневник Государя Императора Николая Александровича. // ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Ед. хр. 258.
ebooksa