Заколебалась немного Анна, но любимица так настаивать, просить, руки целовать начала, что в итоге получила молчаливое согласие.
Час уже был поздний, когда, выбежав из спальни, девушка смело пошла за Талвощем, которого всегда знала, где искать.
Литвин, хотя тронутый тем, что Дося слишком французами занималась и позволяла им ухаживать, немедленно прибежал.
Прежде чем он имел время открыть уста, девушка приказывающим тоном сказала:
– Смотри, пан, чтобы до завтрашнего дня помог мне всё уладить. Я переоденусь в мужскую одежду и должна буду с утра всё увидеть, чтобы донести принцессе, как получилось.
– В мужскую одежду! – выкрикнул Талвощ. – Но приходит ночь, одежды нет, ничего приготовленного, а панна Дорота не думает, что её хотя бы по красивому лицу все узнают.
– Это моё дело! – ответила гордо Заглобянка. – Разве тебя касается, или хочешь, чтобы обратилась к кому-нибудь другому.
Талвощ бросился.
– Сделаю в течении ночи что будет возможно, – произнёс он, – но мало сказать: переоденусь в мужскую одежду. Вы должны себе одежду выбрать и определить…
Дося немного задумалась.
– Итальянский костюм мне приготовьте, – сказала она.
– А с волосами что будет?
– Не нужно ни перед кем снимать головного убора, берет или шляпа покроют волосы.
Каким образом на следующее утро Талвощ смог предоставить Доси целый костюм, которая на коне, по-мужски собиралась в нём ехать, этого не объяснить. Костюм был красивый, хотя не бьющий в глаза, а поверх его был плащик. Была приготовлена спокойная лошадь.
Послушный литвин обеспечил всем, но, несмотря на это, был очень неспокоен и от этой экспедиции отговаривал ещё, только с Досей разговаривать и убедить её, когда упёрлась, было трудно.
Через час после обеспечения её костюмом Заглобянка вышла переодетая, сияющая красотой, которую мужской наряд ещё поднимал, выглядящая так очаровательно, что должна была притягивать на себя глаза всех. Эта одежда, которую до сих пор никогда не носила, так хорошо ей подходила, она так умела подстроить под неё движения и фигуру, что Талвощ был поражён.
– Панна Дорота, – воскликнул он, – ещё раз позволь повторить тебе, что за этот твой шаг я не беру на себя ответственности. Я возражал и возражаю. Раскрой глаза… французы…
Не дала ему докончить. Беззастенчивой храбростью пылало её лицо.
– На коня! – воскликнула она. – Довольно болтать!
Что делалось с бедным литвином, он один знал. Он жестоко страдал, потому что и страх за девушку, и ревность его мучили, а произошло то, что предвидел, что Заглобянка, которая вовсе не укрывалась, обращала на себя любопытные глаза.