– Господин Седерин,
– Да, – забормотал Седерин, – вам бы хотелось как можно скорей отсюда вырваться, я понимаю, но я также должен думать о том, что могу остаться и попасть в руки жадным до мести.
Лархант подмигнул Вилекье и сильно хлопнул по плечу хозяина.
– Отваги! Ничего с вами не станет, – воскликнул он. – Не выдаст вас всё-таки король, и никто знать не будет, кто нам помогал.
Седерин недоверчиво покачал головой, но уже Лархант, не теряя времени, начал выяснять и расспрашивать о численности коней и способе их сбора. Требовал иметь запасных иноходцев, хотел самых выносливых и быстрых.
Рассуждали потом, где и в каких местах поставить коней, кто мог проводить ночью короля, какая дорога была более безопасная.
– В том будьте уверены, – сказал Седерин после раздумья, – что, когда узнают о побеге короля, когда поднимут тревогу, не кто-то один, но целые толпы побегут на все дороги ловить и хватать, что тем французам и приятелям короля, которые останутся в руках поляков, будет неудобно и они должны будут пережить тяжёлую минуту.
Седерин не мог успокоиться.
Уже светало и Вилекье собирался возвращаться в замок, потому что предвидел, что король также спать не будет и позовёт его утром, а Лархант ещё мучил несчастного Седерина, пытаясь прибавить ему храбрости.
Это не прошло ему легко. Капитан гвардии рад был, что возвращался в свою Францию из края пива и медведей, как его называл, а Седерин предвидел, что Польшу, в которой накопил имущество, состояние, дом, всё должен будет бросить, вдобавок рискуя головой.
Редко случалось, чтобы король сам созывал панов сенаторов на совещание, чаще всего они сами должны были просить об аудиенции и решении срочных дел. Не много их находилось тогда в Кракове, и все во вторник утром, получив приглашение в замок, сильно этому удивились.
Мягкий и добродушный ксендз-епископ хелмский порадовался этому успешному синдрому.
– Благодарение Богу, – сказал он, одеваясь, чтобы поспешить в замок. – Добрый знак, начинает заботиться о своих королевских обязанностях, которыми пренебрегал немного. Божья милость!
Встречающиеся уже во дворах Зборовский, краковский воевода, Тенчинский, Пстроконьский, приветствовали их вопросами.
– Не знаете, зачем нас вызывает король?
Особенно обращались к пану подкоморию, о котором все знали, что имел милость и доверие короля.
Тенчинский ни о чём не знал.
– Я видел короля вчера вечером, – ответил он, – он был уставший и грустный, но ни о каком таком срочном деле не вспоминал.
– Утомили его забавы, – прервал немного издевательски каштелян Черский, Пстроконьский, – хочет развлечься, слушая польские речи, которые понимать не будет.
– Ручаюсь вам, – стал в оборону Тенчинский, который всегда старался заслонить короля, – что он рад бы нашей речи научиться.