Король Август уже доехал до Гунтерсдорфа, который находился в получасе езды от Альтранштадта, где стоял с канцелярией Пипер, когда ему объявили, что Карл XII выехал ему навстречу; Пипер просил отдохнуть у себя.
Выслали гонца, чтобы развернул шведа, и спустя неполные четверть часа топот коня по мёрзлой земле объявил прибытие Карла. Август поспешно выбежал ему навстречу на лестницу, на середине которой они встретились, троекратно подавая друг другу руку, как можно сердечней обнимаясь и целуясь. Необычайно нежный Август угождающе приветствовал Карла, словно не имел к нему ни малейшего предубеждения. Швед платил равной любезностью, но холодной и натянутой, и в течение всего времени пребывания гостя не смягчился и не оттаял ни на минуту.
На лестнице уже начались церемонии, имеющие некоторое значение. Август на собственной земле считал себя хозяином, поэтому хотел первым сделать шаг и подать правую руку Карлу, но швед со своим гигантским мечом тоже хотел хозяйничать и принимал как гостя Августа.
Оба бормотали какое-то время, руками указывая друг другу дорогу, но в конце концов саксонские бриллианты опередили это скромное, послушное шведское убожество.
Пипер для приёма господ велел добросить в камин несколько поленьев.
Разговор, сначала казавшийся весёлым, начался, по-видимому, с Карловых сапог, истории о которых Август слушал с живой заинтересованностью, перешёл потом на зиму и морозы, на путешествие, проделанное в декабре из Варшавы, на самые незначительные предметы вплоть до медных пуговицах шведа и его воротника.
Они стояли рядом в углублении окна, отвернувшиеся, избегая долгих взглядов, и пробыли так почти целый час. Август постоянно улыбался. Наконец швед вскочил, как бы уставший.
– Поедем ко мне, – сказал он.
На лестнице Август должен был идти впереди.
Перед крыльцом стояла свежая лошадь, для него приготовленная, на которую он ловко запрыгнул, потому что в этом преуспел, и поскакали рядом друг с другом в Альтранштадт. Там их ждали с обедом, который у Карла никогда не продолжался и часа.
Помещение, которое он занимал, было необычайно тесное и скромное.
В первой комнате стоял круглый простой стол, уже накрытый, и несколько деревянных стульчиков. Только для Августа приготовили мягкое кресло. В другой виден был тапчан, застеленный суконным одеялом, с кожаной подушкой, столик для умывания в углу, а на гвоздях по стенам немного совсем невзрачного оружия.
Подали еду. Швед был молчаливый, Август оживлённый, веселый, но пытался скрыть усталость и озабоченность. Ранняя ночь вынудила его там ночевать, но утром он вырвался после самых сердечных объятий в Лейпциг, с радостью, что на этот раз ему не велели кланяться и обниматься с королём Лещинским, потому что это уже было сверх его сил.
Но первый визит объявляет только о последующих и взаимных, а швед настаивал на том, чтобы однажды у его стола было сразу два польских короля, на спартанской своей полевке.
Несравнимо более опытный в роли, какая казалась ему необходимой, Август эти любезные встречи со своим двоюродным братом переносил как холодную ванну, после которой, вздрогнув, запив её, был почти горд, что переносил её таким геройским духом. Карлу, который привык говорить правду, притворство удавалось с омерзением и отвращением, а среди них вырывались движения, которые выдавали презрение.
По причине своего необычайного, героического смирения с победителем Август не имел даже утешения что-нибудь приобрести. Железный Карл не уступал ни в чём, приказал выдать ему Паткуля, потребовал письмо к Лещинскому, объявляющее ему о низложении короны и поздравляющее с вступлением на трон.
Швед должен быть хоть раз визитом отплатить за все эти любезности. Совсем неожиданно он прискакал в Дрезден, где Флеминг и Козель хотели схватить его, совсем безоружного, и заключить в тюрьму, так же, как Шуленбург, который замышлял его схватить.
Август, может, допустил бы это, но предавать неприятеля, который сам ему отдавался, – было бы стянуть на себя окончательный позор. Поэтому предпочитал его сам проводить за город.
У Карла встретился Август с Лещинским, было это неизбежным, но обошли друг друга так, чтобы один другого не видел, не поздоровался и не произнёс ни слова. Также на улицах Лейпцига, встречаясь во время ярмарки, Август склонялся к шее коня и гнал вслепую, чтобы с Карлом не здороваться, хоть при людях и не быть вынужденным ему кланяться.
Шведы, которые немедленно должны были выйти, сидели ещё, рекрутировали заново, заполняли в полках пустые места и выжимали контрибуции. Карл XII не слезал с коня, почти каждый день муштруя отряды своих войск. А Август? Устраивал фейерверки, давал балы, охотился в Морицбурге, заглядывал в Лейпциг.