– Но если вас отберут в очередной полет, вам же придется туго? – не унималась мать. – Сколько вы пробудете на орбите?
– Среднее время пребывания на космической станции – шесть месяцев, но я готов пожертвовать личным во имя науки. Человечеству еще столько всего предстоит узнать!
Мама, по-моему, еле сдерживала слезы радости.
– О боже, какая прелесть, правда!
Вот когда она пожалела, что не может дописать постскриптум к своему рождественскому письму! Ее уже не заботило, как у меня дела; главное, я встречаюсь с новым Нилом Армстронгом.
– Дочка, ты поедешь с Кеннеди в Хьюстон?
– Мы так далеко не загадываем.
Кеннеди взял меня за руку, переплел пальцы и уставился мне в глаза:
– Мы не форсируем отношений, но Райли знает, что значит для меня больше, чем Луна и звезды.
Так, вот тут меня уже затошнило.
Но мать растроганно вздохнула, приняв все за чистую монету.
Кеннеди продолжал отвечать на вопросы о космической программе так, будто действительно работал в НАСА. Когда все ушли в столовую, где был накрыт фуршетный стол, мы с ним впервые после приезда остались одни. Пламя в камине уютно потрескивало.
– Потрясающее вранье ты ей скормил. Откуда ты столько знаешь про космическую программу? – шепотом спросила я.
– Потому что я был ее участником.
У меня расширились глаза.
– Правда?
– Правда.
– Ух ты! И что произошло?
Кеннеди сделался серьезным.
– Я влюбился. Она не могла или не хотела переезжать со мной в Хьюстон, поэтому я отказался.