Он сказал, кивнул головой и ушёл.
Напрасно уже потом через капелланов, через урядников, через разных особ пытались попасть к королю. Они только того добились, что Казимир поручил объявить, что каждое сопротивление очень сурово накажет. С великим возмущением в сердце против этого короля, который не уважал прав духовенства, голоса из Рима не слушал, уехали послы, не желая смириться.
По их совету решили ксендза Якоба наперекор королю рукоположить, с их помощью решили захватить владения епископа. Думали, что, если раз совершится рукоположение, введётся римский номинат, король в конце концов смирится.
Сказать правду, не могу описать я того, а память сегодня уже не всё сохранила, что тогда делалось, когда королю объявили эту новую войну, а он её принял и, не уступая на волосок, сам начал.
Ксендз Лутек из Бжезия уже вовсе ни в чего не вмешивался, оставаясь всему чуждым. Тем временем Тенчинские, Мелштинские, Олесницкие готовились к борьбе за своего епископа. Вышел суровый королевский декрет, осуждающий Якоба из Сиенны на изгнание, угрожающий его особе и имени, ежели решится тянуться за митрой.
Всё это делалось так гласно, а самых маленьких людей так живо интересовало, что не было в Кракове человека, который бы в это время не был вынужден признаться, на чьей стороне был: с королём или с теми, что были против него.
На рынке, в ратуше, в магазинах, на улицах останавливались люди, делились новостями, разглашая то, чего им было желательно: одним — близкая королевская победа, другим — унижение короля. Из того, что выше говорилось о краковском мещанстве, легко догадаться, что оно было полностью на стороне короля. Все желали, чтобы непомерная дерзость панов была укрощена.
Те же люди, что недавно, ни на что не оглядываясь, дали обезглавить двух духовных особ, принадлежащих к капитулу, и чувствовали, что духовенство забыть и простить им этого не могло, желали теперь, чтобы король вынудил его к послушанию, и Тенчинским верховодить над собой не давал.
В городе хорошо знали о том, что господа из Тенчина досаждали королю, устраивали заговоры против него, не давали ему покоя. Мещанство, чувствуя, что король на их стороне, становилось всё смелее.
Если бы паны из Тенчина и их союзники не были совсем слепыми и от долгой безнаказанности не привыкли к тому, что им всё сходило с рук, могли бы заметить, что их тут, как раньше, не уважали. Не снимали шапку перед ними и не кланялись, дорогу так быстро, как раньше, не уступали. Несколько заворчало, но на это не обращали внимания.
Из семьи панов из Тенчина Анджей, который имел в Кракове дом и часто там показывался, был одним из наиболее агрессивных. Немолодой уже, рыцарского ремесла, лагерный человек, больше привыкший к войне, чем к спокойному обхождению с людьми, был известнен грубостью и резкостью.
Знали его по этому. Не любили их всех, но Анджея мещане и боялись, и не выносили.
В замке я почти никогда его не видел, потому что он там редко гостил; любил у таких только останаливаться, которых особенно уважать было не нужно. Самым милым ему товарищем была шляхта из-под той же хоругви, которая его сопровождала.
На улицах он не раз устраивал склоки. Ему ничего не стоило громко обругать, высмеять, толкнуть мещанина и купца. Казалось, что для него то, что не было шляхтичем, герба и клича не имело, то и человеком называться не могло и ни на какие отношения претендовать. Как огня его боялись и избегали, потому что многим досадил.
Было это в июле следующего года. Король, занятый в то время войной с Пруссией, был под Иновроцлавом, а мы при королеве в замке, потому что она недомогала. Это был четверг, как сегодня помню, а день жаркий, так что от нечего делать и не желая задыхаться в душных комнатах мы вышли на валы. Марианек был со мной, потому что ему часто хотелось вырваться в город и он был рад найти себе товарища для прогулки.
Он тогда говорит мне:
— Что если мы сходим на холодное пиво к Михне?
Я был ни за, ни против этого.
Он потянул меня за собой и, напевая, положив руки в карманы, предшествовал мне.
Мы шли по городу, осматриваясь. Улицы кишели людьми, как это обычно бывает после жаркого дня, когда наступает прохлада. Улицы были полны. Так мы шли, смеясь и шутя, и постепенно дошли до рынка.
ebooksa