Там с Сукенниц, из магазинов, из лавок, отовсюду наплывал люд и было шумно. Смотрим — собираются зачем-то кучками у ратуши, а некоторые поднимают руки и что-то выкрикивают. Было нетрудно понять, что что-то случилось, о чём разговаривали, сильно хватаясь за сердце.
В самих дверях ратуши стояла огромная толпа, стиснутая, точно что-то ожидающая. Из неё слышались какие-то голоса, но мы их понять не могли.
Марианек, которого всегда свербило сунуть нос куда не следовало, побежал. Я, желая его задержать, побежал за ним.
Мы не заметили, как люди нас сжали, окружили и мы оказались в толпе, которая колыхалась, как волна в бурю. Я слышу вокруг восклицания: «Что случилось?» Другие говорят: «Клеменс, оружейник, как безумный побежал в ратушу».
Тут, когда договаривали эти слова, из ратуши вырвался тот, о котором говорили, Клеменс, с непокрытой головой, волосы разбросаны, одет он был, как дома при мастерской, в кожаном фартуке, с молотом за поясом. В городе этого оружейника все знали, давали ему работу и в замке, потому что был лучше всех, и знал это. Мало кто мог обойтись без него, потому что никто так усердно не занимался разного рода оружием, и не знал его лучше, чем он. Побитое на турнирах оружие он не раз так умел выпрямить и отполировать, что становилось, как новое. Из того общения с людьми, которые в нём нуждались, а не раз были вынуждены просить, чтобы принялся за работу, приобрёл Клеменс великую смелость и ни кому не кланялся, скорее велел себе кланяться, когда в нём кто-нибудь нуждался. Человек был известен тем, что никому не давал собой верховодить, не боялся ни советников, ни войта, но сердце у него было доброе, был деловитый и за бедных с радостью заступался. Его слово, когда говорил, значило много. Цеховая челядь, ремесленная, смотрела на него на собраниях как на своего главу и вождя, дожидаясь кивка.
Выбежав из ратуши, Клеменс, махая руками, не отвечая тем, что ему заступали дорогу и спрашивали, стал прямо пробираться на рынок к каменице Миколая Кридлара, краковского советника, той, что была под Королями. Любопытный люд стекался за ним, а меня так толкали, что, если бы не хотел, не мог бы сделать иначе, только следовать за другими.
Гляжу, перед самой каменицей Кридлара стоит Анджей Тенчинский и с ним несколько вооружённых домочадцев, а подле него советник Кридлар и Вальтер Кеслинг. Тенчинский что-то им горячо доказывает и выкрикивает, Кридлар с Кеслингом отвечают. Старый пан при мече, с гордо поднятой головой поднимал голос всё громче, как бы жаловался или угрожал.
Затем, когда Клеменс увидел его издалека, побледнел. Остановился, нахмурился, сжал свой огромный кулак и смелым шагом пошёл прямо на Тенчинского.
Тот не скоро его увидел, уже тогда, когда тот стоял рядом.
Оружейник Клеменс, подняв руку кверху, почти к лицу Тенчинского, и громким голосом, дрожащим от ярости и гнева, закричал:
— Думаешь, что тебе это сойдёт с рук? Ей-Богу, нет! Тебе это вскоре лучше оплатится, чем ты думаешь.
Он ещё не успел договорить эти слова, когда Анджей метнулся, как кабан, на которого собаки в лесу нападают, и крикнул своим:
— Возьмите-ка этого негодяя! Тебе мало… я научу тебя уму-разуму!
Произошло сильное замешательство, среди которого я слышал только голоса Кридлара и Кеслинга:
— Побойтесь Бога! Что делаете? Это разбой… для обиды есть суды.
Но вскоре их заглушил шум, и люди, что шли с Тенчинским, бросились на оружейника. Уже хорошо разглядеть было невозможно, что там делалось, потому что Клеменс защищался как лев, но много врагов на одного. На вооржённых слуг никто с голыми руками не смел бросаться. Было видно только сбившуюся в кучку челядь Тенчинских, которая вокруг, кто попадался, осыпала ударами, а посередине, одолев и повергнув на землю Клеменса, издевалась над ним, давила и топтала ногами.
— Бей, убивай мерзавца, — кричал Тенчинский, — поголовно заплачу… пусть знает, на кого посмел нарываться.
Кридлар и Кеслинг стали хватать его за руки и оттягивать, просили помощи, всё тщетно.
Только когда Тенчинский увидел на земле испачканного кровью оружейника, отступил и ушёл прочь; его челядь, бросив свою избитую и оскорблённую жертву на улице, поспешила за ним, потому что заметила, что мещан и вооружённых собирается всё больше.
За собой я услышал людей, которые рассказывали, что это было не начало, а окончание истории, начатой полчаса назад. Тенчинский дал Клеменсу оружие для починки и исправления. Через неделю оно должно было быть готово. Встречает его на улице, останавливается и кричит:
ebooksa